Читаем Дураки и умники полностью

Жора с Севой разглядывали свои стаканы на свет.

— Портвейн хороший.

— Вчера тоже ничего был…

Любимый напиток сотрудников «Южного комсомольца» давно заслужил, чтобы о нем сложили оду — что-нибудь вроде «Похвального слова портвейну», и даже странно, что никто этого до сих пор не сделал. Он был дешев и доступен, горячил и веселил кровь и, как утверждали некоторые, служил лучшим средством для поднятия творческого тонуса, поэтому его пили везде — в командировках, на дежурстве, на природе, куда ежегодно выезжали в День печати 5 мая и в День рождения комсомола, 29 октября, если, конечно, была погода. Но были в городе два заветных местечка, облюбованных для этого дела еще предыдущими поколениями журналистов, куда можно было заявиться в любой день, не дожидаясь праздников.

Если выйти из Газетного дома, повернуть за угол и пройти один квартал, оказываешься на центральной улице города, носящей название Историческая. В пяти минутах ходьбы там стоит кафе-стекляшка «Эхо». На веранде этого «Эха» сиживали в жаркие летние дни целые отделы «Южного комсомольца», а то, бывало, и вся редколлегия в полном составе. А поскольку по Исторической проходили в это время многие знакомые личности, их непременно окликали и зазывали за шаткий пластмассовый столик, умудряясь поместиться за ним чуть не вдесятером. Однажды в такой вот теплый, тихий, не располагающий к работе день здесь сидела обычная компания — Ася, Сева, Майя и Жора Иванов. Попивая портвейн из граненых стаканов, компания обсуждала только что появившийся в печати «Алмазный мой венец». Восхищались манерой письма — совершенно непривычной, названной самим автором странным словечком «мовизм», и увлеченно разгадывали: кто такой Птицелов, кто — Щелкунчик, кто — Будетлянин. Мимо шел Мусин-Пешков, его позвали, усадили и сразу набросились: «Ты прочитал? Ну как тебе? А ты всех разгадал?» Не надо было даже объяснять, о каком произведении вдет речь, на данный момент это была единственная стоящая внимания новинка литературы, и о ней говорили все. Мусин был большой эрудит, а тут еще обронил как бы невзначай, что лично знаком с Катаевым, так что разговоров хватило еще на час. И вдруг из-за густого кустарника, опоясывающего веранду кафе, показалась лохматая голова Вали Собашникова.

— Так я и знал, что вы здесь, — сказал Валя, довольно скалясь.

— Чего тебе? — удивилась компания.

— Ты ж сегодня дежуришь, забыла? — сказал Собашников Асе. — Там уже две полосы лежат, дожидаются.

— Ой! — сказала Ася испуганно и с сожалением. — Надо идти.

— Да прямо! — хором возразила компания. — Счас, все бросим!

— А пусть сюда принесет, — предложил Мусин-Пешков.

— Что?

—Полосы.

— Ты соображаешь, что говоришь? Тут же люди кругом!

— Ну и что люди? Ты сидишь, читаешь газету, — подхватили Сева с Жорой, которым предложение показалось очень умным.

То ли солнышко Асю разморило, то ли портвейн подействовал, но она вдруг внимательно посмотрела на Валю Собашникова и сказала:

— Так. Давай быстро тащи сюда полосы, только чтоб шеф не видел.

— Понял, — сказал Собашников и исчез за кустами.

Спустя полчаса посетители кафе могли видеть в дальнем углу веранды, освещенном заходящим солнцем, такую картину: двое молодых людей, он и она, разложив на столике две газеты, только какие-то очень странные, состоящие всего из одной страницы каждая, с большими белыми полями вокруг и пустыми прямоугольниками в середине, внимательно их читали и время от времени что-то там черкали ручкой. Другие двое, отстранившись от стола, попивали вино и вполголоса беседовали. Еще один, которому, как только он прибежал с этими самыми газетами, свернутыми трубочкой, тоже налили, и он залпом выпил, стоял теперь у них над душой, заглядывая через плечо то одному, то другому и периодически посматривая на большие электронные часы, недавно укрепленные на фасаде проектного института на противоположной стороне улицы.

— Ладно, я пошел, — сказал Мусин, когда Ася с Севой, вызвавшимся помочь, только приступили к делу. — Если что, валите все на меня.

Но обошлось как нельзя лучше, номер сдали даже по графику, Валя не проболтался, и главное, наутро — ни одной ошибки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза