Дураки умирают первыми

Можно подкорректировать: Света утром всё-таки угодила под «Харлей», а затем, в бессознательном состоянии, на операционный стол. И всё якобы затем происходившее — последствия наркоза. Говорят, такое возможно. По милости наркотика мозг выстраивает для Светы причудливую историю, а на самом деле она тихо и мирно лежит сейчас в послеоперационной палате… или в морге…

Она с сомнением взглянула на руку, покрасневшую от горячей воды, и вторая версия отправилась вслед за первой в мусорную корзину.

Потом Света долго всматривалась в зеркало, играла в гляделки с собственным отражением, словно ожидала, что в глазах зеркального двойника мелькнёт нечто странное, непривычное, что чужой, притаившийся в черепе, бросит взгляд наружу…

Не дождалась…

Не выглянул.

Пока.

Но и проснуться не удалось, потому что не спала.

Вот так.

* * *

Пока две молодые и одинокие женщины спали и видели сны, два молодых чуда бодрствовали и беседовали за бутылкой доброго вина.

Они были ровесниками, знали друг друга с пелёнок, сражались на детских турнирах, но затем их дороги разошлись: не очень сильные магические способности Эрла де Бро не оставили ему надежды добиться высоких чинов в гвардии Великого магистра, и юноша, завершив классическое рыцарское образование, отправился к дяде-комтуру. Он уже дослужился до сержанта, а Рене ле Коэн тянул лямку в Замке, среди амбициозных сверстников, лишь месяц назад получил нашивки капрала и был направлен в Санкт-Петербург на стажировку. Под начало Эрла. Это обстоятельство позволяло де Бро относиться к Рене дружески, но с долей снисходительности, хотя, если уж быть до конца честным, приличная карьера грозила скорее ле Коэну, чем де Бро, и в глубине души оба чуда это понимали.

Тем не менее сейчас они оставили официальное настоящее и за чаркой вспоминали золотое детство, подначивали друг друга и весело смеялись. Пока — просто весело, без сентиментальности, которая придёт позже, лет через тридцать.

Инициатором пьянки выступил Эрл, и сейчас он исправно пил, исправно предавался воспоминаниям, но ни на минуту не забывал о своём тайном плане, в котором Рене отводилась одна из главных ролей.

А Рене просто отдыхал. Последние несколько часов он проспал, а проснувшись, увидел Эрла с бутылкой и тут же уселся за стол: молодость не знает слов «не хочу». И плохо знает слово «хватит», поэтому, когда первая бутылка показала дно, Эрл ненадолго исчез, вернулся с двумя её стеклянными подружками, но и на этом дело не завершилось… Попойка продолжалась до тех пор, пока Эрл не решил, что приятель достаточно размяк, и аккуратно приступил к первому этапу своего хитроумного плана.

— Р-рене, ты мой лучший друг… Ты понимаешь? Нет! Ты мой единственный друг! — говорил он задушевно, сам себе в тот момент веря. — И я не могу смотреть… видеть не могу, как этот чужак на тебе ездит… Запряг, оседлал и ездит. Ты понимаешь?

Ле Коэн понимал, что дружок его изрядно нализался, да и у самого в голове шумело порядком, но он не проникся мыслью о том, что якобы вынужден исполнять роль не то гужевого, не то верхового животного. В чём честно признался.

— Не понимаешь, — печально констатировал Эрл. — К-кто сегодня делал всю работу? Ты! Ты прекрасный маг, Рене, понимаешь? У тебя большое будущее. А кто сегодня провалил всё, что смог? Трес. Пришлый Трес… Понимаешь? Он пришёл на готовенькое, сел тебе на шею — и всё изгадил!

У ле Коэна сложилось несколько иное впечатление о профессиональных качествах Треса де Лоу, однако возражать приятелю и нынешнему руководителю Рене благоразумно не стал. К тому же комната плыла и покачивалась или покачивалась и плыла, в общем, делала то, что, наверное, делают все комнаты в приморском городе, когда пытаются намекнуть обитателям или гостям, что последняя бутылка оказалась лишней. Что надо закругляться и отправляться в постель.

Рене клюнул носом — Эрл де Бро радостно счёл это движение кивком, подтверждающим его выкладки, и с энтузиазмом развил тему:

— А если бы… представь, если бы сегодня всё получилось… кто стал бы героем? Ты или Трес?

— Трес… — машинально повторил последнее слово Рене. И вновь клюнул носом.

— Ты п-понимаешь! — возликовал Эрл. — Понимаешь! И что нам делать теперь?

Вопрос был задан настолько настойчиво, что ле Коэн, кое-как сосредоточившись, попытался ответить:

— Ложиться спать?

— Что нам делать с Тресом?!

Рене честно попробовал собрать воедино остатки мыслей.

— Зачем… зачем с ним что-то делать? Кончится операция — сам уедет…

— Уедет… уедет с лаврами по… победителя, понимаешь? И это в лучшем… да, в лучшем случае… А что будет в худшем? Что?

Эрлу, напротив, казалось, что он абсолютно не пьян. Что говорит логично, убедительно и неопровержимо. И ни у одного разумного существа нет ни единой причины ему возразить.

— Что? — допытывался Эрл.

Рене пожал плечами. И решил со всем соглашаться, закончить разговор как можно быстрее, упасть, хотя бы под стол, и уснуть.

— В худшем — они упустят и Меч, и де Шу! — торжествующе объявил Эрл. — И кто будет виноват? Мы. Ты и я.

— Ты и я, — согласно кивнул Рене.

— Молодец, ты понимаешь! И вот, что нам… вот, что мы сделаем…