Дураки умирают первыми

Но Груздь вчера громко и долго тосковал от отсутствия бабы в их компании. Хотелось Груздю бабу, хоть ты тресни, и даже на Цыпу, самого молодого из собутыльников, он поглядывал с нездоровым интересом.

Бабы — так уж вчера получилось — не было никакой, и вот, пожалуйста, с утра пораньше объявилась.

Выбравшись на твёрдый асфальт, мочалка пошатнулась, и Сидюк сообразил, что трубы у неё тоже горят. И если они заявятся к Груздю вдвоём, тот наверняка нальёт, пусть попробует не налить…

— Слышь, подруга, тема есть, — позвал он и оскалил остатки зубов в улыбке, которую сам считал дружеской и обаятельной.

Излагал свою «тему» Сидюк, всё более теряя энтузиазм по ходу речи… Всё шло неправильно, и мочалка слушала заманчивое предложение без малейшего интереса. А отреагировала и вовсе неадекватно. Двумя словами:

— Сгинь. Убью!

Сказано было так, что Сидюк немедленно сгинул, поскольку чутьём на грядущие побои обладал незаурядным.

Он уже понял, что ошибся, что не бомжиха вылезла из канализации, а цивильная баба, просто изгваздалась под землёй дальше некуда, но… но какого хрена её понесло в канализацию?

Сидюк размышлял так и этак и всё больше склонялся к выводу, что баба там что-то искала… Что-то ценное. Шла, например, а тут серёжка из уха выпала. Или колечко с пальца свалилось — покатилось и усвистело в вентиляционное отверстие люка. И она полезла искать.

Но не нашла. Потому что рожа у вылезшей бабы была убитая. Найдя золотое кольцо или хотя бы серёжку, с такими рожами из люков не вылезают.

Значит, кольцо ещё там.

«Вот она — опохмелка!»

Сидюк опрометью бросился к своему логову, вернулся с несколькими газетами и решительно направился к колодцу.

Там, где дно было освещено падающим сверху светом, Сидюк не задержался — наверняка тут баба всё исползала. А вот дальше, в тёмной трубе… Кольцо вполне могло укатиться туда, а искала его мочалка вслепую, на ошупь. Откуда у неё быть фонарю, в самом деле…

«Наверняка золотое!»

Он запалил импровизированный факел и полез в глубь трубы. Низко склонился, часто моргал — глаза сегодня особенно слезились, и аккуратно водил по земле рукой. Кольцо представлялось ясно и зримо: массивное, тускло поблескивающее, готовое обернуться полной сумкой «Снежинки» и множеством иных замечательных вещей.

И он увидел его — когда уже почти отчаялся. Разогнулся и поднял взгляд: далеко впереди что-то блеснуло тусклым золотым блеском, именно таким, как представлялось… Надо же, куда закатилось.

Сидюк поспешил вперёд, удаляясь от колодца. Из трубы ударил порыв ветра — неожиданный, резкий — и сбил пламя с факела. Сидюк зажмурился — клочки тлеющей бумаги летели ему прямо в лицо, а когда поднял веки, увидел впереди две пары светящихся глаз. Светящихся красным. Что это значит, Сидюк не успел обдумать и понять: одна пара прочертила темноту стремительным зигзагом, он почувствовал, как что-то лёгкое и упругое мазнуло по лицу, и тут же ощутил боль в шее, ниже уха — короткий и болезненный укол.

Дальнейшей боли Сидюк не чувствовал, поскольку слюна южноамериканских летучих мышей-вампиров прекрасный и мгновенно действующий анестетик. Что он упал на спину, Сидюк тоже не почувствовал и не понял. Ему было хорошо. Он шёл из магазина, в руке позвякивала «Снежинками» сумка, а карман приятно грела пачечка купюр — кольцо оказалось тяжёлым и дорогим…

— Наелся, малыш? Тогда позволь и мне…

Даже если бы эти слова прозвучали в привычном человеческому уху диапазоне, Сидюк бы их не услышал.

Для него всё закончилось.

* * *

— Что это?

Вопрос Турга де Бро прозвучал тяжело и неприязненно. И столь же тяжело ударился о стол Шакира Турчи принесённый комтуром предмет, с которого как раз соскользнула чёрная шёлковая ткань.

— Хм… — задумчиво произнёс Шакир и подумал, что от коньяка этот визитёр откажется, даже бутылку доставать не стоит.

На столе лежал меч: широкое перекрестье гарды, относительно короткий клинок, большой красный камень-самоцвет на рукояти — или же стекляшка, самоцвет имитирующая.

— Что это? — повторил комтур, добавив в голос металла.

— Сейчас разберёмся, — сказал шас, осторожно взяв оружие в руки. — Вы присаживайтесь, лейтенант, присаживайтесь, в ногах правды нет.

Тург де Бро фыркнул и остался на ногах.

Однако сцена затягивалась. Шакир изучал меч самым дотошным образом, даже достал из ящика стола налобную лупу, и комтур почувствовал, что теряет достоинство, вытянувшись перед торговцем, как школьник перед учителем, уселся в кресло, сделав вид, что сел исключительно по собственной воле, а не по приглашению Шакира.