Дураки

И Виктор Евгеньевич решился — нет, не еще раз попробовать — боже упаси! — нет — просто посмотреть, выслушать, ни на что, собственно, не рассчитывая, ни во что ни веря и не зная, зачем это ему нужно.

обида

Хотя последнее он, пожалуй, все-таки знал: СТЫДНО УХОДИТЬ ПРОИГРАВШИМ.

Как-то он сблизился, сроднился с этой частью земной поверхности. Такое, наверное, неизбежно: за столько-то лет! Ну и что, если провинция и правят здесь провинциальные дураки, если вопреки географии и несмотря на местечковые амбиции здесь так далеко от центра?.. Но что значит далеко, когда человек получает собственную квартиру? Человек так устроен, что центр для него все же там, где он живет, хотя не всегда это сразу осознается.

Дудинскас свой дом нашел поздно. Ощущение, что здесь он у себя, пришло к нему годам к сорока...

...Едва освоившись с этим новым для него состоянием, он, однажды выйдя на улицу, увидел, что какие-то партийные чинуши учинили в его доме мордобой. Естественно, он возмутился, полез безобразие останавливать. Потом, протестуя против их вероломства и безнаказанности, ввязался в свалку... Тогда многим казалось, что они победили. И не только Галкова на выборах. Открывались перспективы, и, оставив политику, он обратился к более интересным делам.

...Хотел ли он создавать типографию, химичить с финансами, уходя от налогов, печатать ценные бумаги, сражаться с контролерами и со Спецзнаком, придумывать все эти хитрости с документооборотом, таможенной маркой и вообще заниматься всем, чем заниматься ему пришлось? Нравилось ли ему обивать начальственные пороги, объяснять, упрашивать, унижаться, принимать бесконечных гостей, кормить и поить в Дубинках «нужных людей» и «больших ребят»? Трудно сказать... От характера — пожалуй, что и да. Чаще всего ведь никто и не заставлял. А вот ради выживания — тут уж точно не нравилось и не хотелось: было противно.

В том-то и загвоздка, что, для того чтобы понять, хочется ему что-то делать или нет, не хватало элементарного: возможности делать или не делать — оттого, что делать хочется или не хочется, а не потому, что тебя принуждают.

Его заставляли делать такое, чего ему не хотелось совсем. Тогда он все продал, чтобы уйти. Почти уговорив себя в том, что это есть свобода выбора.

Но он успел сорвать с места, увлечь, уговорить, потащить за собой множество людей.

Сначала он рассказывал им, как можно работать и жить, а они не верили ни одному его слову, полагая, что им (как обычно) вешают на уши лапшу, и смотрели на него как на психа, но потом все-таки начинали верить; верить всегда хочется, особенно когда все одно некуда деться, как некуда было деваться его другу Гоше Станкову, Ольге Валентиновне, водителю Диме Небалую, Тамаре Ивановне или художнице Таньке Нечай... Не то чтобы совсем некуда — деваться всегда есть куда, но вот чтобы со смыслом, чтобы захотелось за кем-то идти, такое подвернулось впервые. Они и пошли. Он всем им доказывал, а многим и доказал, что в своем дофенизме они были не правы; он многих сумел зажечь — хотя бы простым любопытством: что могут двести человек, которым никто не мешает. Им хотелось попробовать, он и настраивал их на то, чтобы вместе посмотреть, как оно получится. И оно получалось... А потом обнаружилось, что ничего не вышло. Карточный домик, на который не то что дунуть, дышать нельзя, фанера, один сплошной артефакт, и Юрка Хащ был провидцем, когда он придумал название.

Дудинскас считал, что создает Ноев ковчег, оказалось — галера!

...Они были, пожалуй, не слишком хорошей командой, все эти Вовули, Агдамы, Карповичи, Тани, Оли, Гришки и Геннадии Максимовичи, они не очень ловко и не всегда усердно гребли, изрядно сачковали и пускали пену, они и мешали, и не понимали, иногда даже предавали. Но сейчас не он ими, а они — им обмануты. Да, часто они лишь изображали из себя соратников. Дурили, швыряя на стол заявление об уходе... Но когда он в ярости гнал их взашей, они не уходили, вцепившись в весла галеры: для многих из них она оказалась вдруг лучшим в жизни, если и вообще не единственным, с чем они связали свои надежды и свою судьбу.

В отличие от каждого из них у него всегда оставались запасные варианты: возможность вернуться в кино или к литературным делам — в «Артефакте» он ведь, кроме всего, собирал материал. Конечно, он вкалывал больше любого из них, больше нервничал и страдал — хотя бы от унижений. Испытав все способы спасти эту галеру, он ощутил за собой право все бросить и уйти к своей прежней профессии, где все зависело от него...

Так что же теперь?.. Уехать, все оборвав? Или остаться, тихо смирившись с полным отсутствием перспективы?..

В выходной день приехали Ванечка с Виктором Илларионовичем. С ясным ответом сразу на все вопросы.

план

Привезли план, как от шурикизма избавиться.