Дурацкие игры магов. Книга вторая (СИ)

- Доброе утро, - нестройным хором отозвались ребята, переглянулись и захихикали, польщённые тем, что маг обратился к ним, как к высокопоставленным особам.

Довольный произведённым эффектом, гном расправил плечи и заговорил приятным, располагающим голосом:

- Во Вселенной множество миров и в них живут самые разные существа. Порой настолько разные, что, сталкиваясь лицом к лицу, они не в состоянии понять друг друга.

Нил и Клара, разинув рты, слушали мага, а Алекс повернул голову и хмуро взглянул на Кевина.

- Ваш случай проще. Кевин не гоблин, не дракон и не эльф. Он человек, как вы, только воспитывали его иначе. У него никогда не было друзей и он не совсем понимает, как вести себя с вами. Но он старается.

Витус замолчал, многозначительно посмотрел на Алекса и, вытащив из кармана два больших сиреневых леденца-лошадки, вручил их Нилу и Кларе. Алексу же гном протянул красный кожаный ошейник:

- Это для Рони.

- Спасибо.

"Я рассчитываю на тебя, Алекс", - прозвучало в сознании мальчишки и, подняв голову, он изумлённо взглянул на высшего мага.

Витус серьёзно смотрел на юного керонца, ожидая ответа. Алекс кивнул, и маг тотчас пришёл в прекрасное расположение духа. Подмигнув мальчишке, он подошёл к смущённому и расстроенному Кевину и взял его за руку:

- Пора на урок, мальчик мой.

Маги исчезли, а Алекс сунул ошейник за пазуху и погладил оттопыренную рубашку. "Странные они всё-таки. Хотя… Может, мы, и правда, зря на Кевина накинулись. Всё-таки он из другого мира… Да и ведёт он себя куда лучше, чем по первой. Надо с ним помириться".

- А побежали до замка наперегонки! - неожиданно предложила Клара.

- Давай! - согласился Нил и, вскочив с земли, ребята понеслись к дому.

В первую секунду Алекс опешил от быстрой перемены в поведении друзей.

- Эй! Вы куда?

Клара на бегу обернулась и махнула рукой:

- Не тормози, Ал! Или тебе слабо?

- Мне? Да я вас в два счёта сделаю! - задохнулся от возмущения Алекс и, забыв обо всём, помчался следом за друзьями.

На пороге учебной лаборатории Витус выпустил руку Кевина и, пройдя мимо длинного, заваленного книгами и свитками стола, опустился в широкое потёртое кресло у камина. От лёгкого щелчка пальцев дрова вспыхнули ярко-голубым пламенем. Витус протянул озябшие руки к огню, потёр сильные морщинистые ладони и тихо спросил:

- Что с тобой случилось, Кевин?

Юноша мялся на пороге. Он был благодарен учителю за то, что тот не смотрит на его пылающее от стыда лицо. Сделав несколько неуверенных шагов к столу, камиец остановился и затоптался на месте, не зная, что сказать.

- Мне казалось, ты освоился в замке, научился общаться с людьми, - не дождавшись ответа, задумчиво произнёс гном. - Но, как выяснилось, это не так. - Витус откинулся на бархатную спинку и сложил ладони на животе. - Почему ты не успокоил Клару с помощью магии? Ты вполне способен справиться с детской истерикой.

- Я не подумал… - выдавил Кевин, кусая губы от досады.

- А почему?

- Что, значит, "почему"?

- Почему ты не подумал?

Даже сидя спиной к ученику, Витус знал, что тот делает. Сначала юноша нервно взъерошил русые волосы - точь-в-точь, как его отец, потом чуть сдвинул брови - как двоюродный братец… И, если бы дело касалось магической задачки, он, как и Олефир с Дмитрием, ринулся бы в бой, но речь шла о человеческих взаимоотношениях, которых для Кевина не существовало. По крайней мере, так он считал и упорно культивировал в себе равнодушие. Юноша старался не проявлять эмоций и игнорировал эмоции других. Он верил, что поступает совершенно правильно, ибо с детства усвоил, что чувства делают человека слабым. А он хотел быть сильным.

Витус же, как назло, постоянно выводил камийца из равновесия, заставляя сочувствовать и сопереживать. И несчастный Кевин не понимал - зачем? Какое дело могущественному магу до слабых, беспомощных людишек, их нужд и чаяний? Но, воспринимая Витуса, как человека, до поры до времени заменяющего хозяина, Кевин не смел оспаривать его приказы и старательно делал вид, что пытается разобраться в бесполезной мышиной возне, именуемой людскими отношениями. Только вот с Кларой вышел прокол. С женщинами в Лайфгарме вообще было сложно иметь дело. Все они росли свободными, имели собственное мнение да ещё постоянно его высказывали. К этому оказалось невозможно привыкнуть. Камиец вспомнил, как однажды стал свидетелем семейной ссоры: прямо посреди замковой кухни мелкая худосочная посудомойка лупила своего мужа веником и в нецензурных выражениях обещала добить его вечером, а здоровенный амбал, который мог свернуть тощую шейку бабёнки лёгким движением руки, лишь трусливо жался в комок, просил прощения и твердил, что любит её больше жизни. Камиец не поленился "заглянуть" в их комнатку вечером и обомлел: супруги ворковали, как голубки, обнимались и целовались, словно дневной потасовки и не было.