Дуреха

Поразмыслив, Оксана решила, что сама во всем виновата. Сама! Ее никто не соблазнял, не обманывал, не насиловал. Она сама этого хотела, значит, сама и должна отвечать.

И с этой придуманной ею же установкой девушка стала жить дальше.

Какое-то время хозяйка ничего не замечала. Где-то месяца через два Оксана случайно услышала, как профессорша рассказывала кому-то по телефону, что Игнат уехал на стажировку в Германию. Что она счастлива за сына, делающего такую карьеру, и что талантливый хирург вернется в страну нескоро.

А потом, когда живот уже стало невозможно скрывать, Софья Никитична вдруг остановила ее.

– Оксана, ты очень поправилась. Раздобрела, прямо как на дрожжах. С тобой все в порядке?

– Да, все хорошо, – Оксана похолодела.

– А ты, случайно, не беременна?

Девушка, побледнев, кивнула.

– Какой срок? – профессорша нахмурилась.

– Пять месяцев.

– Так. Вот это номер. – усмехнулась Софья Никитична.

Оксана молчала, потупившись.

– Значит, ты не та, за кого я тебя принимала? Как же так, Оксана? – не унималась хозяйка.

Девушка, чувствуя невероятные угрызения совести, хотела во всем признаться, но Софья Никитична, будто прочитав ее мысли, отступила назад.

– Я ничего не хочу знать. Ничего! Это твоя жизнь. Твой выбор. Твое право. Единственное, что я могу для тебя сделать, это разрешить тебе пожить в моей квартире еще один месяц, потому что я уезжаю к сыну в Германию. Но к тому моменту, когда вернусь, чтобы духу твоего здесь не было. Поняла?

Оксана, зарыдав, кивнула. Она другого и не ждала.

Через месяц хозяйка прислала сообщение: «Возвращаюсь утром в субботу. Деньги за два месяца перевела тебе на карту. Желаю удачи».

Так закончилась Оксанкина сказка.

Вечером она собралась, замотала голову платком, надела то самое огромное пальто, взяла сумку, выключила свет в прихожей и, не оглядываясь, неторопливо покинула профессорскую квартиру.

На улице вьюжило. Февраль разошелся не на шутку: кусал щеки, хватал за колени, щипал за нос и леденил руки. Ветер нервно бросал пригоршни колючего снега в лицо, слепил глаза и забивал нос, не давал вздохнуть.

Тяжело переваливаясь, она пошла по улице, поскальзываясь и проваливаясь в наметенные сугробы. Остановилась передохнуть, постояла у магазина, чувствуя, что замерзает. Села в первый же подошедший автобус. Проехала целый круг, вышла на незнакомой остановке и, оглянувшись, поежилась.

«Куда я иду? Зачем? Кому я нужна? Кому нужен этот ребенок? Зачем все мои попытки спастись?»

И она, вдруг увидев рельсы, не задумываясь, побрела по ним. Сколько шла, она не знала. Просто брела в темноте сквозь метель и ветер. И, наконец, обессилев, остановилась прямо на рельсах, решив покончить со всем и сразу, в один миг.

Здесь Оксану и застала Дарья, оставшаяся в тот роковой день на вторую смену.

Закончив свою невеселую историю, девушка горько усмехнулась.

– Вот и все. Счастье мое длилось недолго.

– Да что ж ты, глупая, ничего профессорше не сказала? – изумленно всплеснула руками Зоя.

– Зачем?

– Да это ж ее внук или внучка!

– Ей это не нужно.

– Как же не нужно? – Дарья нахмурилась. – Она ведь хорошо к тебе относилась, жалела тебя: шапку купила, пальто отдала, цепочку на день рождения подарила. Нормальная баба, не злыдня какая-нибудь.

– Вот поэтому и не сказала, что нормальная! Она ко мне по-человечески, а я ей – вот вам подарок? И потом… – Оксана задумчиво прикусила губы. – Люди, как и все на свете, состоят из разных кусочков.

– Каких еще кусочков? – опешила Дарья.

– А таких. Это как клубок, смотанный из двух мотков, черного и белого. Вроде бы вместе две нитки смотрятся хорошо, а если потянешь за одну – удивишься: белая нитка нарядная, чистая, приятная, а черная – нечистая, заношенная, замусоленная. Так и человек: в одном случае улыбается, принимает, одобряет, а в другом – гонит, брезгует, чванится. В каждом их нас и плохое, и хорошее перемешано. И, в зависимости от ситуации, то одно, то другое выплывает наружу.

– Ишь как заговорила, – Дарья пристально посмотрела на девушку. – Все-таки чему-то жизнь и тебя научила.

– Но ведь надо же что-то делать, – Зоя нетерпеливо наклонилась к Оксане.

– Нет, – Оксана отодвинулась к стене. – Ничего делать не буду. Мне бы только родить. И я уеду. От ребенка откажусь, – отрезала она. – Мне с ним никак нельзя. Никак! Пропаду я.

– Боже, я с ней с ума сойду, – Зоя схватилась за голову. – Как это откажусь? Это же кровинка твоя! Я тоже без мужа ребенка поднимаю, но у меня и мысли такой не было никогда! Ты же женщина! Где твой материнский инстинкт?

– Нет у меня никакого инстинкта, – девушка отчаянно заплакала. – Никто мне не нужен. Отстаньте все от меня!

– Так, – решительно поднялась Дарья, – четыре часа утра. Завтра хоть и суббота, а все же надо спать ложиться, – она глянула на растерянную Оксану. – Вставай, горе луковое!

– Куда? В полицию меня сдадите? – неловко поднялась девушка.

– Больно ты нужна полиции, – раздраженно хлопнула себя по лбу Дарья. – Думай головой, прежде чем спрашивать!

– Хватит дергать ее, говори толком, – подтолкнула подругу в спину Зоя.