— Вы передайте Ивану Артемьевичу дорогой Александр Палыч, что если он двенадцать часов простоит на коленях перед Анной и перепишет на неё своё имение, то я его прощу и не убью.
— Это же неслыханно! — чуть не расплескал кофий его Превосходительство.
— И из-за меньшего войны начинались. А теперь по делу. У меня секунданта нет. Я пошлю завтра поутру человека за моим зятем князем Николаем Ивановичем Болоховским. Да заодно и за доктором. Нужно же будет зафиксировать смерть господина невежды. Передайте ему мои слова. Есть у Ивана Артемьевича пять дней. Два до Тулы, там собраться день и два назад. Стреляемся вот на этой поляне перед домом. Я же выбираю оружие. Стреляемся с тридцати шагов и одновременно по звуку другого выстрела. Такие условия допустимы, Ваше Превосходительство?
— Да, ничего необычного. Так-то с двадцати шагов обычно, но хозяин барин — пуля тридцать шагов пролетит, — погрузившись в задумчивость пробурчал в чашку с ангелочками Соболевский.
Это было всё, что Сашка придумал, чтобы в этой дуэли победить. Нужно посеять в противнике два чувства. Первое — это чувство вины. Он, оказывается не дворовую девку по жопе хлопнул, а залез под подол невесте князя. Совершенно разные ситуации. И второе, если тебя обещают убить, то видимо что-то за собой имеют. Например, умение стрелять из пистоля. А ещё необычно большая дистанция и способ начала стрельбы — одновременно. Обычно по жребию выбирают. Кто первый стреляет. А тут вона чё⁈ Удивить и выбить из равновесия — половина победа. И плюс пять дней. И все эти пять дней этот товарищ, далеко не отморозок и не вояка будет себя накручивать, а в последнюю ночь ещё и уснёт. Завещание будет строчить и метаться из угла в угол.
Нет, возможно всё и не так будет. Но больше ничего придумать Виктор Германович не мог. Через пять дней видно будет.
Событие двенадцатое
Зять выглядел осунувшимся. Тоже гонял ночью на постоялом дворе, думая, как дурню помочь. И после постоялого двора не перестал. Сиди себе в возке, кемарь под качку кормовую и бортовую, нет, сидел и придумывал способы для шурина избежать дуэли. Да. Он уже неделю не опекун ему, но отношение жены к младшему неразумному братику за десятилетие передалось и Николаю Ивановичу — заразился материнскими чувствами Ксении. Если честно, то опека эта на опеку и похожа не была. Младший брат Ксении был не по годам разумен. И трансформация от дурня, мычавшего невесть что, до человека, рисующего изометрические проекции и выводящего новые сорта ржи и пшеницы, совершилась так внезапно, что заставляло Николая Ивановича задуматься о существовании высших сил. Конечно он в бога верил и до этого. Только тут демонстрация была. Без участия господа бога такое просто невозможно. Услышал творец молитву матери о выздоровлении кровиночки и Ксюшеньки его о выздоровлении братика, и полным ведром разума зачерпнул, да и влил в круглую калмыцкую головушку. Радоваться надо. Так и радовались. И видимо прогневали господа. Решил спросить за дары.
Как Сашенька стреляться будет? Он же… человек рисующий чертежи и выводящий новые сорта ржи, владеющий лавкой и ресторацией, пусть и с купцом на пару. А теперь и без нескольких месяцев и конезаводчик. Эту безобразную драку князь Болоховский видел и разобрался в причинах. Дать по рукам распустивших эти руки помещику надо было… Только Николай Иванович посчитал эти действия избыточными. Две дворовые, пусть и в прошлом, девки избили дворянина, а князь им помогал. Ну, кому расскажи так сказочником сочтут. Нет, всё на глазах. И вот теперь Сашеньке стреляться с этим помещиком Шахматовым. Умеет ли Саша хоть владеть пистолетом?
Вот такие думы одолевали всю дорогу и всю бессонную ночь Николая Ивановича. Потому смурной и прибыл под вечер в Болоховское. Прибыл не один. Когда он обращался с прошением отпустить его на неделю в Болоховское к командиру Тульского оружейного завода генерал-майору Философову, то на пару минут позже него в кабинет генерала зашли два человека интересных.