Дури еще хватает

Тристрам, благослови его небеса, изложил суть дела очень толково. Нашим первым противником-студентом был развеселый шотландский консерватор — классический коренастый рыжеватый политикан, прямое указание на то, чего нам следует ожидать, поскольку ясно было, что взглядов, которые ему пришлось отстаивать, сам он совершенно не разделяет. За ним выступил Маккеллен, выступил совершенно чудесно и очень трогательно, закончив цитатой из стихотворения Хаусмана о законах Божьих и человеческих. Следом — студент, имя которого я начисто забыл; этот проявил к предлагаемому закону такое неуважение, что Стивен Грин встал и вышел из зала, сказав: «Вернусь, когда он закончит!» Весьма презанятно.

Затем Анджела Мейсон — очень и чрезвычайно лесбиянистая активистка, руководящая группой «Стоунволл». Когда-то она состояла в знаменитой «Бригаде рассерженных»{121}, едва избежала приговора на одном из судов над бомбистами. Ого-го. Полемисткой она оказалась, как и следовало ожидать, скучной и неубедительной.

За ней — Стивен Грин. Какой жуткий и несчастный субъект. Выступление просто-напросто БЕЗНАДЕЖНОЕ. Ни остроумия, ни изящества, ни толку. Он даже не попытался обнародовать свои подлинные взгляды, а суть их в том, что ему ненавистно все, имеющее отношение к гейству. Вместо этого он попробовал привести какие-то шаткие, мелкие и туманные юридические доводы касательно возраста согласия, что вообще не имело смысла. И представил свою книгу «Мертвый тупик сексуальности», авторитетное, как нам предложено было поверить, описание ужасов жизни задомита. Бедняга. Вернулся на место под вежливый шелест — это в лучшем случае — аплодисментов.

И вот настало время выступления законодателя мнений. О да, Стивену, как обычно, пришлось ждать, ждать и ждать, прежде чем он смог высказаться. Студенты и с нашей, и с той стороны уже выступили. Настал мой черед. Во время дебатов я набросал на обороте конверта несколько пунктов, но в остальном импровизировал, что, по-моему, самое лучшее. Я рассказал публике о Кембридже, о том, в каком университете она учится, об историях его выпускников и их принципах, — противопоставив им прелюбодеев, скрытых гомосексуалистов и распутных лицемеров, которые устраивают партийные конференции тори и имеют наглость рассуждать там о «семейных ценностях».

Короче говоря, я удостоился стоячей овации, меня даже смущение взяло. Зал просто не мог остановиться — аплодировал, кричал и все такое. Очень волнующе. За мной говорил Майкл Байуотер, сказавший, что выступает против закона о равенстве возрастов согласия, поскольку считает его неправильным: гетеросексуальная любовь слишком сложна и трудна, чтобы подпускать к ней 16-леток. Другое дело гомосексуальная: она — дело равных, хорошо знающих друг дружку людей, ей можно спокойно предаваться с 16-ти. Он закончил словами: «Я уж лучше с пидорами посижу…» — пересек сцену и сел на нашей стороне.

Ну-с, как легко себе представить, мы выиграли. 693 голоса против 30. Большинство этих 30 составили те, кто счел очередь к урне «Да» слишком длинной и потому воспользовался урной «Нет». Мне пришлось задержаться почти на час — раздавал, окруженный толпой студентов, автографы. Публика по большей части не самая очаровательная: мне кричали «Рори», «Николь», «Джон» и совали под нос программку дебатов. «Пожалуйста» и «спасибо» я почти не слышал. Можно, конечно, закрывая глаза на многое, считать их застенчивыми и нервными, но, вообще говоря, меня эта орава разочаровала. Какой смысл быть блестящим, привлекательным, интеллигентным и молодым, если ты не согреваешь этими качествами тех, кто старше тебя.

В конце концов сумел пробиться в помещение, где, предположительно, подавали напитки. Бар к этому времени, разумеется, закрылся. Оно было и к лучшему, поскольку мне предстояло вести машину, чтобы вернуться в Лондон. Что я и сделал после того, как смог вырвать из лап студентов Майкла, Сирену и еще пару человек. Приехал домой и около двух тридцати лег. Длинный день. Мало я сплю в последнее время.

Пятница, 15 октября 1993

Проснулся довольно рано, чтобы к 9.00 попасть на озвучку… по правде сказать, я теперь так часто ложусь в позднее время, что, думаю, все достижения Грейшотта уже сошли на нет. Довольно жалкая реклама хереса «Крофт». Вернулся к появлению Хью, мы просидели весь день. Позвонил, дабы сказать, что «Гиппо» ему по-настоящему понравился, Энтони Гофф (мой лит. агент), — огромное облегчение. Я, честно, думаю, что он не покривил душой.

Около 5.30 пришел Робин Гарди, мы потолкли воду в ступе на тему «Анонимных холостяков». Я сказал, что предпочел бы увидеть в главной роли Тьерри Лермитта{122}. Похоже, идея ему понравилась, он пообещал выяснить, можно ли того заполучить. В 7.00 заскочил в «Граучо», надеясь отыскать кого-нибудь из дилеров. БУ познакомил меня с малым по имени Джетро, тот продал мне грамм. Оттуда — на обед к Хью и Джо. Там были Ким и Аластер, мы весело отобедали, и я рванул домой, еще раз заглянув по дороге в «Граучо». Я с мстительным пылом возвращаюсь к прежним дурным привычкам.