Дурман для зверя

— Ну вот и славно. — Выхватив у меня из руки баул, он сгреб со стола фальшивый паспорт Лешки и свой телефон, стал бесцеремонно подталкивать меня к выходу. — Я сильно сомневаюсь в их беспокойстве, но они реально это заслужили в качестве наказания. Ты же сама выбрала опять оплатить их проступки, так что считаю вполне справедливым, если они помучаются тоже, ломая головы, куда ты девалась и что с тобой стало. Хотя подозреваю, что ты, на самом деле, усматриваешь скорее плюс для себя в таком варианте расплаты, ведь твоим палачом буду я, а пытками — удовольствие. Будь по-другому, послала бы сейчас меня, а там трава не расти. Друзья друзьями, но платить за свое каждый сам должен. Разве не логично?

— Нет.

— Нет — насчет плюса или насчет личной оплаты своих счетов перед жизнью?

Его сверкающая черная тачка стояла перед самым подъездом, похожая, как и владелец, на хищную оскалившуюся зверюгу, и казалось, простенькие авто наших соседей невольно жмутся подальше от этого монстра.

— Насчет всего, — буркнула я, плюхаясь на мягкую кожаную обивку и сразу отворачиваясь к окну.

— Почему же это?

Потому что парни мне не только друзья. Куда как больше. Они — моя единственная семья. Моя не по крови, а по душе. Не та, где ты всем и каждому поперек горла, и родная мать вечно смотрела так, будто сожалеет постоянно, что я вообще есть, а отец, тоже предположительно родной, словно все время выдумывает, до чего бы докопаться, и стремится обрушить на мою голову без конца жгущую его изнутри ярость. Наша четверка — это единственное жизненное пространство, где мне комфортно, где на меня не изливались ненависть и пренебрежение, где не нужно было никогда обороняться. Поэтому да, мы все же семья. Вот такая вот косячная, корявая, беспутная, но семья. А в семье, нормальной, любящей, каждый костьми ляжет за своих, пофиг, что натворили. Родные не бросают, не перестают тебя любить, если ты придурок, наворотил дел и, блин, даже, наверное, если убил.

По-моему, именно так, но Захару я об этом говорить не собираюсь. У него же на лбу написано, что он меня и понимать не захочет, обсмеет разве что.

Огромная горячая лапища беспардонно опустилась на мое бедро, раздвигая ноги, скользнула выше, пальцы прицельно нажали на шов джинсов, заставляя охнуть и дернуться на сиденье от идеально точного попадания по чувствительной точке.

— Мы уже как-то говорили о вранье и об игнорировании моих вопросов, Аяна, — ухмыльнулся Захар, даже не глядя на меня, спокойно выруливая со двора. — Нуждаешься в напоминании?

— Ни в чем я, на хрен, не нуждаюсь! — схватила его запястье, нарочно вгоняя ногти в его кожу, силясь оттолкнуть. Но где уж там! — Тебя не касается, почему я согласилась, и уж тем более не считаю встречу с тобой опупительным везением, хоть какое там удовольствие за ним бы ни последовало.

— Совершенно напрасно, — продолжил сушить свои белоснежные зубы Захар, похоже и не замечая моих усилий избавиться от его наглого лапанья моей промежности. — Я сейчас, между прочим, оказываю тебе огромную услугу, увозя из этого отстоя к достойной жизни.

— Ага, прям благодетель.

— Со временем оценишь.

— Само собой, — сквозь зубы процедила я, все еще пыжась избавиться от давления между ног, от которого уже и голос стал отдавать хрипотцой. — Оценю и стану со слезами на глазах благодарить. Небось, большой опыт-то у тебя в осчастливливании всяких дур наивных.

Сзади просигналили, и только тогда Захар убрал руку, переключая передачу. Дал мне понять, что во всех смыслах всем управляет он, сколько я ни лезь из кожи? Гад.

— У меня большой опыт во всем, и часть его ты уже весьма высоко оценила, о чем говорила громкость твоих криков в постели. И не только в ней. — Он вдруг зашипел, будто от резкой боли, и стремительно наклонился, втянув воздух у моего виска. — Потратила часть денег на хороший парфюм, куколка? Одобряю, он ненавязчивый, еле уловил, но от него у меня на тебя еще быстрее встает.

Что-то я с этим прежде проблем не заметила.

— Нет у меня никакого парфюма, ни старого, ни нового, — огрызнулась, отшатнувшись так, что стукнулась виском о стекло.

— Велел не шарахаться больше! — Руль скрипнул в захвате Захара. — Бил тебя кто?

У меня было искушение промолчать, но что за этим последует, уже знала.

— Тебя это не касается. Когда отпустят парней? И как я узнаю, что с ними и правда все в порядке, если мне запрещено с ними общаться? — попыталась я срулить с темы.

— Ты теперь принадлежишь мне, куколка, — повернулся ко мне на светофоре захватчик, окидывая плотоядным взглядом. — И все содержимое твоей головы включено в комплект. Поэтому ответ «не твое дело» или «тебя это не касается» не принимается и отныне запрещен.

Меня неожиданно прорвало, и я не смогла сдержать нервного смеха.

— А не до хрена ли ты хочешь, мужик?

Он схватил меня за подбородок и поднял к себе лицо, опять настойчиво потирая мои губы большим пальцем.

— Захар. Никак иначе.

— Я не буду ни черта тебе рассказывать о своей семье, За-хар, — отчеканила, подавляя желание натурально оскалиться в его лицо. — Так что там насчет моих друзей?