Дурман

Хотел вечером приехать, как-то искупить, задобрить Таню, но Батя решил прошвырнуться по объектам, с пацанами побазарить, и Виталя не мог его не сопровождать. А потом Дима попросил дом его по-тихому подготовить: охрану наладить и по сменам пацанов расставить, в принципе, хату в порядок привести, может, подрихтовать там что-то по мелочи, потому что собирался после приема у губернатора и сам туда перебираться, и Лизу с собой привезти. И Казак застрял на два дня, потому что Бате, и без бытовухи, было чем заниматься, хватало интриг и подводных течений. А когда, вроде, просветлело немного, и он написал Тане, что приедет — оказалось, что у нее дежурство. И да, Виталя помнил, что она его «настоятельно» попросила не появляться больше в клинике после того кипиша. Вроде и понятно все, и на звонки отвечала, и сообщения писала, а все тот же холодок прямо-таки веял. Хотя, может тут ее задело больше, что он столько времени теперь на другие обязанности тратил? Таня знала, что Калиненко вышел. Казак ей сказал, и старался хоть как-то чего-то рассказать, помня о ее упреках, что он с ней ничем не делится. Но что тут расскажешь? Что он делал все эти дни? Ничего же из того, что любимой женщине говорить вслух стоило.

Так что Виталий, чувствуя себя паршиво и не у дел, сам вызвался поехать с Батей на прием, в качестве охраны, чем кого-то из парней гнать. Все равно, ему дома в потолок втыкать без Тани — радости особой нет.

Вообще, вечер тянулся муторно и нудно. Нет, Виталя, конечно, подергал Генку, прощупал «почву», проверил через него настроение и мысли парней. Но в остальном — полное ощущение себя не в том месте. И раздрай внутри, непонятное муторное ощущение, что тянет все бросить, и поехать туда, где действительно хочется быть. И, навряд ли, чтобы это было из-за пачки сигарет, которую Казак выкурил за три с небольшим часа.

И внутреннее напряжение в нем лишь нарастало. Собрались, поехали домой. Вроде тихо все, по плану. А Виталия на подрыве каком-то. Блин, четыре дня жену не видел! Еще и нота, на которой расстались…

Х*р его знает, о чем думал Гена, пропустив собаку, выскочившую на трассу, а ему самому, так точно не до дороги было. Плохо, конечно. Вообще паршиво. И в голове такие мысли дурные. Почему-то именно сейчас, может, из-за напряжения предыдущих дней и всего этого мандража, или из-за того, что глухая ночь и трасса, а может, из-за количества никотина, за последние часы шибанувшего по его мозгам — у Витали, как реальные, перед глазами встали картинки, как положат их здесь всех сейчас. Может скроют «концы в воду», а может и нет.

И как Тане жить с этим, при любом варианте: прополощут ли их имена и «картинку» тел по всем телепрограммам, показывая сюжет о криминальных разборках, или просто сообщив, что пропали на дороге… Ей от этого ни проще, ни легче. И не изменить ничего, повлиять ни на что — она будет не в состоянии. И, что совсем хреново, вину перед ней из-за этого такую почувствовал, что затылок заломило и в груди, как камень вместо сердца. Давит, на фиг, будто плитой в тонну. Знал же свою Танюшу. И, сколько бы с ней не спорил, а понимал — не заслуживает она такого, да и не выдержит. Двинется умом.

Хр***во, конечно, что сейчас об этом стал размышлять. Вообще не ко времени. Так и самому покойником стать недолго, и других подставить. Вот о чем думал Казак, наблюдая, как Лиза заходится криком на пустой ночной дороге, причитая над сбитой животиной, и как злится Дима. Их троих, мужиков, устроило и то, что это не подстава, и никто не ждет за деревьями обочины. Уже — слава Богу на полном серьезе. Елизавету же колотить начало от жалости к собаке.

У них пунктик насчет животных, что ли? У женщин этих? Казак искренне не мог въехать. И сразу вспомнилось, как ревела Таня каждый раз, когда добиралась до своих приютов, которым помогала. Нет, там она молодцом держалась, и оперировала, если надо было, и осматривала животных. А потом приезжала домой, запиралась в ванной, чтобы, значит, он не видел, и рыдала над тем, что не всем этим бродяжкам помочь может, и пристроить их ей некуда… Виталя раз двери в ванной таки выбил, когда услышал, что она ревет, хоть и включила воду, шифровалась, типа. Думал, всыпет ей «по первое число», устроит взбучку, чтоб фигней не страдала. А вместо этого — полчаса успокаивал, сидя на полу в той самой ванной, и держа шмыгающую Таню на руках…

— Ну, и куда ты ее везти собралась? — Батя психовал, вместе с водителем укладывая травмированное животное на заднее сидение машины.

Но ведь забрал с дороги. Уступил требованиям и крику Лизы. Впрочем, Виталя в этом почти не сомневался. Да и все недовольство Димки было вызвано опасением, что на них охотятся, ту же Лизу уберечь, прикрыть пытался. Даже сейчас, когда они осмотрели и проверили все вокруг, вроде бы, не даром он ее к Казаку толкнул, чтобы друг прикрыл от всего, пока сам Батя с животиной возился. И Виталя так бы сделал, пусть они с Димой так и не обсудили ничего.

А вот сама Елизавета выглядела немного растерянной и сбитой с толку из-за этого.