Дурман

— А что стряслось, Виталь? — ровно спросил Дима.

Отставил бокал, так и не отпив.

— Потеряла Таня ребенка. Ее тогда так вымотали, — Виталя скривился. — И я к этому руку приложил, по ходу, нервы ей подергал капитально. Бл***, не знал, Бать. Мы оба не знали. Саму ее потом выхаживал долго, — затушил сигарету, так и не докурив. — Только я ею больше не хочу рисковать, Дим.

Казак вернулся к столу и сел напротив. Посмотрел старому другу в глаза, честно и прямо, не юля и не уходя от ответа.

— Я готов тебе помочь, ты же знаешь, не брошу и не подставлю. Но потом, Бать, я от нелегала отхожу.

— Машины бросишь? — Дима вновь посмотрел на виски в бокале. — Мне еще и этим некогда будет заниматься, Казак.

— С салонами помогу, если не погонишь в шею, Бать, — ухмыльнулся Казак, поняв, что Дима услышал и принял его выбор. — Знаешь же, тачки — это моя слабость.

— Ну, судя по всему, слабости у тебя теперь другие. Но это твое дело и жизнь, Виталь. А я друга терять не хочу. Научился ценить, уж поверь, — таким же прямым взглядом ответил ему Калиненко.

На том и остановились, вернувшись к обсуждению уже других планов, учитывая информацию, которую новый губернатор дал. И с помощью которой они могли прижать к ногтю тех, кто все еще пытался взбрыкнуть, протестуя против возвращения Калиненко на главные позиции. Теперь у них имелись рычаги давления и управления.

Тем вечером Казак и Таню домой забрал, предварительно отобрав парней, которые дом и ее саму круглосуточно теперь пасти будут. Не хотел больше рисковать, как и с Лизой.

Таня перестала курить. Теперь действительно завязала с этой привычкой. Во всяком случае, надеялась на это. За две недели, с тех пор как вернулась домой, не выкурила ни одной сигареты. И, что самое интересное, даже не тянуло. Нет, нравилось сидеть рядом и время от времени вдыхать аромат, когда Виталя курил. Иногда ловила себя на том, что тянется к пачке. Однако как-то машинально, а не потому, что действительно имелась потребность. Но той дикой тяги самой затянуться — не ощущала. Хотя, ничего удивительного, ведь сама знала, что эта ее привычка — отговорка и попытка заглушить, забить потребность в присутствии любимого рядом; способ отвлечь расшатанные нервы. А теперь, когда и Виталя рядом почти круглосуточно, и вопросы, мучившее ее, утратили свою остроту — и курить не для чего.

Правда, глупо было бы закрывать глаза и делать вид, что все причины для переживаний исчезли. Это было не так. Виталий часто уезжал по «делам», связаным с помощью Калиненко, что все равно заставляло Таню безумно нервничать, пусть и понимала, согласилась, что не может он иначе. И с ней рядом теперь постоянно охранник находился, куда бы Таня не собиралась. Даже когда дома оставалась. В клинике сидел, когда она дежурила, если Виталя не мог приехать. А то, бывало, и когда Казак с ней на дежурстве оставался, охранник сидел в машине под клиникой. И все чаще Виталя заводил разговор о том, что ей бы лучше пока меньше по городу «шастать», отдохнула бы, взяла бы себе «перерыв». Расслабилась, а то долечиться никак не может из-за работы.

Это было не совсем правда. Они оба понимали. Казак просто пытался ее обезопасить любыми путями. Даже методом полного изолирования. Но Таня не была уверена, что готова ради этого отказаться от любимой работы. Однако и в словах мужа резон видела. Да и отдых ей не помешал бы, это уже врачи рекомендовали, проведя очередные обследования. Гормоны у Тани не пришли пока в норму, несмотря на проводимое лечение, да и по результатам УЗИ врачам не все нравилось. Ей настоятельно рекомендовали избегать стрессов.

Смешно. Собственно, работа в клинике на данный момент являлась не самым весомым стрессом в ее жизни. Но Казак ухватился за эту идею, как собака за кость. Он даже пообещал, что если Таня сейчас уволится, пока он улаживает неоконченные дела, то потом они откроют ей собственную ветеринарку, если Таня захочет. Заманчиво, конечно. Хоть она и не могла бы сказать, что готова сама заниматься всей организационной работой. Ей помогать животным нравилось. Но она пообещала Витале подумать.

В общем, с одной стороны стало легче, не поспоришь: они вместе и нет боли, нет обид уже, нет непонимания. С другой же стороны у Тани создалось такое ощущение, что напряжение вокруг них только нарастает. И не скажешь ничего, не спросишь. Казак и так старался рассказывать ей многое. То, что считал допустимым для Тани знать. Об остальном просто молчал, а она пыталась не задавать сложных в этом плане вопросов.