Дурная кровь

Ее старый мобильник лежал на самом дне, пылая, как раскаленный уголек. Она остановилась у кафетерия и достала его. Аппарат не использовался в течение полугода: кто мог искать ее по старому номеру?

Два новых сообщения.

У нее резко зачастил пульс.

Оба были от Биргитты.

Первое отправили 25 мая, неделю назад, в прошлый понедельник.

Она открыла и прочитала эсэмэс.

«Анника, пожалуйста, свяжись со мной, ты должна мне помочь! Биргитта»

(отправлено 16.25)

Анника уставилась на текст.

Если Биргитта действительно хотела найти ее, почему не написала, о чем идет речь?

Отправлено в 16.25, в разгар дня. Разве она не работала тогда? Или находилась на смене?

Второе сообщение было датировано 31 мая, то есть воскресеньем.

Оно оказалось очень коротким, и его послали в 4.22 утра:

«Анника, помоги мне!»

Томас, привыкший к рутине правительственной канцелярии, хорошо отработанным движением, прямо на ходу прижал свою карточку-пропуск к считывающему устройству и поздоровался с охранником дружелюбным кивком. Ответа он не удостоился, что вполне удовлетворило его, он считался здесь чуть ли не естественным предметом интерьера.

Иметь собственное строго определенное исследовательское задание, к тому же по столь престижному и актуальному вопросу, было бесспорным преимуществом. Он имел право распоряжаться временем по собственному усмотрению, и никто не мог упрекнуть его за то, что он поздно вставал по утрам или долго обедал. Поскольку ему пришлось провести весь вчерашний вечер на представительском ужине, выглядело вполне ожидаемым, что он компенсирует жесточайший рабочий ритм лишним часом отдыха на следующий день.

Он притормозил у лифтов, словно собирался нажать кнопку и подождать возможности подняться на самый верх (министр юстиции располагался на шестом этаже, а премьер на седьмом), а потом быстро повернул в свой коридор на первом этаже. Хотя в принципе не имело значения, где сидеть в данном здании, его комната с видом на каменную стену на Фредсгатан ничем не уступала любой другой, тогда как массе сотрудников приходилось ютиться в никому не известных домах в центральной части города, где имели помещения менее значимые министерства.

– Доброе утро! – дружелюбно поздоровался Томас с одной из пожилых секретарш, приятной дамочкой лет пятидесяти с небольшим, которая определенно сделала себе подтяжку лица во время рождественского отпуска; он уважал женщин, тщательно следивших за собой.

Секретарша (вроде ее звали Майкен) просияла от удовольствия и даже слегка покраснела. Ему оставалось только надеяться, что это не из-за крюка, что ее не смущало его увечье. Молодая секретарша (по имени Мариэль, это он знал точно) прошла по коридору очень близко от него (пожалуй, даже чересчур близко, интересно, она поступила так умышленно?). С ней Томас поздоровался чуть сдержаннее, зачем ей знать, что он считал ее привлекательной.

Он резко открыл дверь своей комнаты, собираясь устремиться внутрь, якобы уже весь в мыслях о работе, когда сзади его окликнули по имени. Он постарался скрыть удивление и выглянул в коридор.

Ден Люфта семенила за ним.

– Томас, – сказала она, – статс-секретарь спрашивал тебя несколько раз за утро, ему очень нужно встретиться с тобой.

Томас наморщил лоб, придав лицу озабоченное выражение, и кивнул с пониманием.

– Конечно, – сказал он, – сейчас поднимусь к нему.

– Нет, – возразила Ден Люфта, – он сам спустится, хотел только знать, когда ты придешь. Я сообщу ему…

Томас почувствовал, как кровь поднялась по шее и достигла щек, какая удача, что дамочка уже повернулась и взяла курс на свой чулан. В чем дело? Разве он не трудился не покладая рук целый вечер и не делал то, что требовалось от него: с энтузиазмом болтал с народными избранниками о своем исследовании? Крайне своевременном, с какой стороны ни посмотри.

Он быстро достал бумаги из портфеля и разложил их по столу, создавая видимость активной работы.

Одним из недостатков его задания (да и всей служебной ситуации) было то, что его неверная женушка наставила ему рога со статс-секретарем, его шефом, и переехала к нему. С той поры прошло так много времени, что Томас уже больше не переживал по поводу ее вероломства так остро, как раньше, а персонал (по крайней мере в его коридоре) давно привык видеть его собранным и позитивно настроенным, пусть и с крюком вместо левой руки. Он пользовался среди коллег уважением и знал это.

Он часто думал о поговорке (вроде бы китайской?), которую обычно цитировала Анника: «Если долго сидеть на берегу реки, со временем можно увидеть трупы большинства из своих врагов, проплывающие мимо».

В этом году их ждали выборы, и если опросы общественного мнения соответствовали истине, то нынешнему правительству предстояло упаковать вещи и отправиться по домам. И тогда все чиновники, назначенные на высокие посты в силу их политической принадлежности (статс-секретари, например), должны были лишиться своих мест и стать безработными. Тогда как у него самого, наоборот, имелись все шансы остаться.