Дурная кровь

Он прищурился, глядя на водную поверхность, отразившийся от нее солнечный свет ослепил его таким образом, как ему нравилось, словно яркой вспышкой озарив все вокруг.

Рубашку он давно снял и положил рядом с собой. Его бледное крупное тело стало розовым от солнца, плечи горели. В любом случае он находился где-то далеко на острове Вермдё, на скалистом утесе, где закончилась дорога и начиналось настоящее море, впереди за блестящей водной гладью угадывались очертания островов.

Сегодня, как в любое другое утро, он стоял в пробке по пути в редакцию газеты, где его якобы ждали, и вдруг что-то внутри его надломилось. Он включил первую скорость, вырулил на обочину и проехал мимо всей вереницы застывших машин с внутренней стороны. Рисковал, конечно, но зачем тогда ему нужен его глотающий ведрами бензин здоровенный внедорожник? Он ехал без цели и без толики сомнения.

В первый раз за все время позвонил своей секретарше и сказал, что не придет на работу. Конечно, она удивилась, но расспрашивать не стала.

Лодочный мотор затарахтел где-то поблизости, закашлялся и затих.

Шюман провел рукой по грубой поверхности рядом с собой, между пальцами остались мелкие камешки и сосновая хвоя. Море всегда служило ему утешением в трудные минуты, было его страстью и вечной ценностью. В его представлении рай выглядел как шхеры Рёдлёга – серые скалы и пенящаяся водная гладь.

К сожалению, его супруга иначе представляла себе рай.

Она любила театр и аккуратно подстриженные газоны. Пока они жили вместе, он не мог скрыться на своем острове.

Ни на какую другую награду в жизни после этого в принципе и не рассчитывал.

Его жена была верующей, и он втайне завидовал ей. Они часто спорили о религии, когда между ними только завязывались отношения, совершенно без всякой пользы для кого-либо из них, однако эта тема умерла уже несколько десятилетий назад.

Для него вопрос о вере, независимо от религии, был совершенно непонятен. У него просто не укладывалось в голове, как взрослые, образованные, интеллигентные люди могли верить в сказки. На полном серьезе?

Культурные, моральные, эстетические аспекты он понимал, с помощью воспитания человека можно было сделать католиком, или иудеем, или мусульманином, точно так же, как человек был шведом, социал-демократом с рождения и по складу натуры, но чтобы действительно верить? Жить в заблуждении, что мы созданы высшей силой, которая, кроме того, по совершенно непонятным причинам хотела нам добра?

На его взгляд, на самом деле все обстояло совсем наоборот.

Стоило человеку осознать, что он существует, до него одновременно доходило, что это не навсегда. Он не мог жить с такими знаниями и поэтому придумал некий высший смысл для своего бесцельного пребывания на земле. Создал Бога по своему подобию, кого-то, кто защищал бы его и заботился о нем: всеобъемлющую силу, которой можно поклоняться, молиться.

И сначала это была женщина, дарующая жизнь и еду.

Однако постепенно, по мере того как произошел переход от охоты и собирательства к оседлому образу жизни и началась борьба за территории, войны, патриархат взял власть и Бог поменял пол и стал мужчиной.

Шюман вздохнул, раскрошил между пальцами сосновую хвою. Лодочный мотор затарахтел снова и на этот раз сразу не заглох. Сквозь его шум он услышал сигнал своего мобильного телефона и огляделся обеспокоенно. Аппарат молчал весь день, Шюман утром сообщил своей секретарше, что не собирается ни с кем разговаривать, но сейчас мобильник не унимался, возможно, звонила жена?

Он замешкался с рубашкой, телефон лежал в нагрудном кармане. Нет, это был звонок из редакции. Шюман опустошил легкие от воздуха и ответил.

– У меня серийный убийца на проводе, – сообщила его секретарша. – Густав Холмеруд, он ужасно возмущен и настаивает на разговоре с тобой.

Сегодня религия ушла на второй план. Шюман где-то читал (вероятно, в собственной газете), что шведы больше верили в привидений, чем в Бога. Это, конечно, не соответствовало истине, но факт оставался фактом. Шведы, возможно, были самым секуляризованным народом в мире. Это не делало их более рациональными или независимыми от руководства, а просто меняло предмет доверия.

– Что он хочет? – спросил Андерс Шюман.

Бог служил образцом для подражания, Его воля определяла бытие людей, устанавливала общественные нормы и моральные принципы. С Его словами любой мог познакомиться посредством Библии, там находилась Истина, от Него человек получил Заповеди. Его молили о милости, Ему исповедовались, Его просили об отпущении грехов. И Господь судил и осуждал, беспощадно наказывал и прощал. Впрочем, теперь он, похоже, не делал этого больше.

– Судя по голосу, он ужасно зол, – сказала секретарша.

Сегодня они исповедовались на страницах газет и с телевизионных экранов – знаменитости, превышавшие скорость на дорогах, принимавшие допинг спортивные звезды, политики, которые слишком много пили, убийцы, утверждавшие, будто невиновны.

– Ладно, соедини его со мной, – сказал Шюман.

– Алло? – услышал он в своем мобильном телефоне. Да, алло, Господь на проводе.