По мнению экспертов, первые убийства были совершены молодым человеком, испытывающим ненависть к людям, превосходящим его по возрасту или образованию. Комплекс неполноценности сменяется манией величия, когда ему удается заставить молчать тех, кто подавлял его, например, тех, кто отказал ему в поступлении в университет. Недостижимое становится достижимым, он может заставить их молчать, может причинить им ту же боль, которую чувствовал сам, может определять уровень боли, он решает, когда им говорить, когда молчать — достаточно просто повернуть колесико. Не так ли они сами вели себя по отношению к нему, когда не хотели его слушать, лишили образования, которое дало бы ему возможность разобраться в себе и в своих мыслях? Его поведение соответствует извращенно понятому принципу “око за око”. Пытки, которым он подвергает свои жертвы, в его глазах соответствуют страданиям, которые он пережил сам. Он возвращает себе отнятую власть. Большое количество жертв свидетельствует не о том, что он становится все более кровожадным — частота совершения убийств не увеличивается, — а о той степени униженности, которую он ощущает. Только убив восемнадцать человек, он чувствует себя отомщенным и может на равных присоединиться к человеческому сообществу. Можно даже говорить о том, что его кровожадность постепенно
Таким образом, кентукский убийца — скорее всего белый мужчина, работающий на руководящей должности и имеющий за плечами опыт борьбы и унижений. К такому выводу пришли эксперты.
Забыв про дипломатию, Черстин тут же позвонила Ларнеру.
— Рэй, это Черстин. Халм, да, Халм, черт тебя побери (последнее было сказано по-шведски). Почему вы нам не прислали его психологический профиль?
— Because it’s bullshit[62]
, — прозвучало в трубке.— Почему? Там масса аспектов, о которых мы и не думали.
— Я тоже был в группе экспертов. Согласен, текст заключения написан складно. Убедительно. Вот только возражения полицейских, которые были в составе группы, эксперты отмели. Потому что эти доводы не укладывались в общую картину. А возражения, между прочим, были очень существенными.
— Какими?
— Профессионализм.
— В каком смысле?
— Это не процесс. Преступник не пытается исправить некую ситуацию, он совершает серию хладнокровных убийств. Он не оставляет после себя ничего, что свидетельствовало бы об огне, полыхающем в его душе, он просто пользуется людьми и выбрасывает их, как отходы.
Черстин молчала. Она поняла, что Ларнер имеет в виду. Потом поблагодарила его и повесила трубку.
— Он думает, как ты, — сказала она Йельму.
Пауль Йельм, который в это время углубился в сравнение двух типов щипцов, вздрогнул.
— Что? — раздраженно воскликнул он.
— Ничего, — ответила Черстин и попыталась опять вникнуть в материал. Это получалось плохо. Она снова позвонила Ларнеру. Его голос источал бесконечное терпение.
— Во второй серии тоже был профессионализм? — спросила она без околичностей.
— Как вы могли заметить, я мало что могу сказать насчет второй серии. Я ее не понимаю. Там тот же профессионализм, та же манера. Но жертвы другие.
— Почему? — Черстин почти кричала. — Почему он перешел от инженеров и ученых к проституткам и пенсионерам?
— Ответьте на этот вопрос и вы найдете преступника, — спокойно ответил Ларнер. — Но все не так просто. У нас есть еще и литературный критик, и дипломат, и торговец наркотиками. Можно сказать, жертвы на любой вкус.
— Извините, — сказала она смущенно. — Просто это очень тяжело.
— Вот поработаете с этим делом лет двадцать, тогда узнаете, что значит “тяжело”.
Черстин положила трубку и заставила себя читать дальше. Трудность состояла в том, чтобы не строить гипотез, а просто воспринимать факты, не создавая ничего своего. Расширять поле зрения, не сужая его. Ждать, пока наступит подходящий момент.
День ушел на то, чтобы получить более или менее полное представление о материале. Вечер тоже. Экскурсию по Манхэттену пришлось опять отложить.
На следующий день они начали потихоньку сужать поле зрения и прочесывать тысячи страниц в поисках потенциального “шведского следа”. Почему он приехал в Швецию? Где искать ответ на этот вопрос?