Дурная кровь

Люди любят говорить о мертвых. Так они как будто воскрешают их к жизни. Все, что касается мертвых, принадлежит к прошлому. Оно аккуратно убирается в чуланы, сундуки и коробки. Хронология их жизни определяется раз и навсегда. Все обретает ясность, которая приходит только с окончательным завершением, когда все потенциальные возможности, все сомнения, все перестановки или разочарования улетучиваются и ничто больше не может подвергнуться неверному толкованию. Все перед нами, прочное и безмолвное, как надгробье.

Эти его слова еще занимали мои мысли, когда та женщина, проигнорировав звонок, постучала в дверь. Я включил свет в гостиной и открыл дверь.

Пришедшая оказалась примерно моей ровесницей, может, чуть моложе. Она поздоровалась и даже улыбнулась, но по ней было видно, что она предпочла бы оказаться в каком-нибудь другом месте. Я пропустил ее в квартиру, она огляделась по сторонам, как будто оценивая обстановку.

– Знаю, это не сравнить с «Фор сизонс», – сказал я.

Женщина встала в центре комнаты, прямо под люстрой. Она не спросила, кто я и что я здесь делаю, и не поинтересовалась, где Хэйл, а я не знал, что сказать. Не дожидаясь приглашения, она поставила свою сумку на пол возле дивана и села в кресло, потом прикурила сигарету и огляделась в поисках пепельницы. Я сходил на кухню за блюдцем и поставил его на кофейный столик. Женщина положила ногу на ногу и поблагодарила.

– Не за что. Хотите кофе или чая?

– Нет, спасибо.

Не назвал бы ее красавицей, но в ней чувствовалась утонченность, у нее были красивые глаза и великолепные ноги. Специфика моей работы предполагает умение обращать внимание на, казалось бы, незначительные детали. Темно-красный маникюр, нитка жемчуга на шее, крохотные золотые сережки и маленькая родинка над правым уголком рта. И темные круги под глазами, которые не удалось спрятать под пудрой.

Я закурил. Пару минут мы только курили и поглядывали друг на друга, ожидая, кто заговорит первым. Мне стало как-то не по себе, и я решил нарушить это неловкое молчание.

– Я так понимаю, вы не в курсе того, что случилось…

Женщина удивленно приподняла брови:

– Нет, не в курсе. О чем вы?

– Мне очень жаль, но ваш приятель, Абрахам Хэйл, умер восемь дней назад. Его тело в больнице на Джамайка-стрит. Вы знаете, где это? Полиция еще не нашла того, кто мог бы его опознать.

Минуты две женщина молчала, как будто бы раздумывала, как лучше среагировать. Потом затушила сигарету и сказала:

– Что ж, мне жаль.

Она закурила следующую сигарету и обвела комнату отсутствующим взглядом. Немного погодя все-таки спросила:

– И как это случилось?

– Никто точно не знает. – Я пожал плечами. – Но похоже на то, что он проглотил слишком много таблеток.

– Вы хотите сказать, он покончил с собой?

– Такое возможно, но полиция склоняется к версии несчастного случая.

– Понятно…

Я сел на диван рядом с креслом. У меня было такое ощущение, словно вся эта ситуация не имеет отношения к реальности, будто эта сцена вырвана из какого-то фильма и ее значение не понять тому, кто не смотрел фильм сначала.

– А вам не интересно, кто я и что я здесь делаю?

– Я не думаю, что это мое дело, но вы продолжайте, – сказала женщина, а потом спросила: – Могу я воспользоваться ванной комнатой?

– Да, пожалуйста. Слева по коридору.

– Я знаю.

Женщина положила сигарету в пепельницу и пошла в ванную. Высокие каблуки ее туфель громко цокали по полу. Я докурил и, почувствовав, что вот-вот накатит мигрень, проглотил таблетку тайленола.

Вернувшись в комнату, женщина сняла жакет и повесила его на крючок у двери.

– Вы были близкими друзьями? – спросил я.

– Можно и так сказать.

Она взяла свою сигарету и подошла к окну. Спина у нее была ровной и немного напряженной, как у тех, кто в детстве посещал балетные классы.

– Я знал его немного. Он рассказывал, что жил в Париже какое-то время. Но я не предполагал, что он сидит на таблетках.

– Да, – не оборачиваясь, проговорила женщина. – Он любил рассказывать о том времени… О таблетках я тоже не знала. Я хочу сказать, не знала, что он болен.

– Вы знаете, чем он зарабатывал на жизнь?

– Я не задаю личные вопросы, мистер…

Тут я понял, что мы до сих пор не представились друг другу. Я назвал свое имя, а она – нет.

– Итак, мистер Бертранд…

– Зовите меня Джек.

– Хорошо, Джек. Я так и не поняла, что ты тут делаешь?

– Вот, подумываю снять эту квартиру. А ты живешь в этом районе?

– Нет, я живу в Вудхэйвене. А до этого жила в Бронксе. Я не американка, приехала в Нью-Йорк десять лет назад.

– Я заметил акцент. Французский?

– Да, я из Франции. А когда ты думаешь заселиться, Джек?