Дурная кровь (Павел Веласкес-2)

— Но никому не скажет. Иначе он сам себя раскроет, правда? К тому же посмотри на меня, на мой воротник, это лиц-камера, всё, что она записала, и лабораторию, и тебя без браслета, и пыточные комнаты, и планшет с отчётом, всё это хранится в разных местах, и будет распаковано, когда я разрешу, или когда со мной произойдёт какой-нибудь несчастный случай. А теперь, Розмари, раз уж мы доверяем друг другу, мы ведь доверяем, да?

— Абсолютно, — нехотя выдавила из себя Рози.

— Расскажи, что ты знаешь об организации, которая называет себя «Сияние».

— Первый раз о ней слышу, — заявила лейтенант Суон. — Кто это — террористы, или финансовые мошенники, или религиозные фанатики? Почему они тебя интересуют?

— Раз ты не в курсе — не важно, но если вдруг услышишь во второй раз, нам будет о чём поговорить, — сказал Веласкес.

Как бы он не давил на Рози, и как бы не пытался запугать, сам Павел был растерян и подавлен. Всё то время, что он проделывал с Марси эти изуверские штуки — Веласкес отлично помнил, как выковыривал глаз, а потом через подушечки пальцев по нерву пропускал энергию, как кусочек за кусочком поджаривал печень, не давая Франку заблокировать боль, он был твёрдо уверен, что поступает правильно, мало того, пару мгновений наслаждался процессом, на время превратился в чудовище. Значит, в сентябре что-то пошло не так, и шанс сойти с ума никуда не делся. Свихнувшиеся маги уже не приходили в себя, в этот раз он выкарабкался, но это не гарантировало, что в следующий раз он сможет снова вернуть контроль.

В лаборатории действовали почти по той же методике, которую ему оставил Кавендиш, но «Сияние» не было связано напрямую ни со Службой контроля, ни с Силами обороны, иначе лейтенант Краузе их бы не искал. Что приводило Веласкеса к выводу — люди из этой организации могли обладать куда более совершенными способами излечить магов, например, таким, который позволял Жерару уверенно себя чувствовать, как он сам утверждал, долгое время. Значит, ему Веласкес и задаст эти вопросы, если до него доберётся.

Волкова отсмотрела запись, сделанную Веласкесом, несколько раз, постоянно сверяясь с полицейскими базами, все работники подземной лаборатории, включая убитых санитаров, в поле зрения полиции не попадали, за исключением мелких проступков, четверых — Пако Рамиреса, инженера и двух лаборантов, объединяло то, что они закончили один университет, в Тахо. У Рамиреса была докторская степень, остальные тоже долго и прилежно учились, прежде чем стать пособниками садистов. Тот же самый университет закончил убитый на площади Сервантеса Джон Хоппер. Университет Тахо был одним из самых крупных на острове, и это могло быть обычным совпадением. В списках юридического факультета был Лещинский, адвокат Марковицей, правда, до предпоследнего курса — доучивался он уже в Модене.

Веласкес почти целые сутки валялся на диване, закрыв глаза, пока детектив работала.

— Разные годы, разные факультеты, — Настя просматривала записи выпускников. — Знаешь кто ещё закончил этот университет? Твой друг Коллинз.

— Не замечал за ним таких наклонностей, — Павел получил сообщение от Молчуна, тот был готов встретиться в любое время, и обещал кое-что рассказать о мертвых Марковицах.

— Маскируется. И вот ещё, смотри, эта женщина, которая была в камере, Рут Ларсен, совпадает с пропавшей два месяца назад. Вот ребята в полиции обрадуются.

— Чему?

— Эта Ларсен была той ещё занозой в заднице, вела дела разных активистов, ну знаешь, спасём лес, или перецелуем всех бездомных. Судя по нашей внутренней переписке, она на севере всех достала, а потом принялась за юг, даже в Майске отметилась.

— Кто заявил о пропаже, муж?

— Нет, она не замужем, детей нет. Старший брат, Мозес Ларсен, 57 лет, живёт в Тахо, район Орхидей, преподаёт социологию там же, в этом университете. В полицию сообщил за две недели перед Рождеством, в середине ноября, сказал, что пытался связаться с сестрой в течение месяца, Рут ему ни разу не ответила. Не думаю, что он замешан, но мог что-то упустить.

— И как мы к нему заявимся?

Район Орхидей, застроенный небольшими особняками на стриженных лужайках с цветочными клумбами и бассейнами, в Тахо считался респектабельным — на въезде стояла табличка с годом основания, и все эти двести пятьдесят лет за шлагбаумом селились исключительно преподаватели, врачи, юристы и чиновники. На Сегунде общество во всём пыталось подражать Земле, называя это традициями, пример для подражания брало в старых фильмах и сериалах — чаще выдуманное воспроизвести проще, чем реальное.

Дом Ларсена ничем не выделялся среди соседских — башенки по углам, черепичная крыша, подъездная дорожка, огибающая фонтан, и бассейн на заднем дворе. Фургон смотрелся бы здесь не к месту, и Веласкес взял в Тахо напрокат кабриолет. Хозяин дома по сети ничего говорить не стал, настоял на личной встрече, словно у него были какие-то секреты, которые он не мог доверить своему коммуникатору.