Мимо меня прошла как раз одна из таких представительниц. Вот еще один волонтер в гинекологическое кресло, подумал я, глядя ей вслед и раскуривая Мальборо. Если Вера и приучила меня к чему-то, так это к качественным сигаретам.
Сзади меня хлопнули по плечу, и я обернулся – за спиной никого не было. Повернувшись обратно, я увидел Дениса. Видимо, всеобщее стремление распрощаться с прошлым передалось и ему. Дёня постригся, и от пышной шевелюры теперь остался лишь аккуратный ежик. Сверху и спереди чуть длиннее, по бокам и сзади – коротко. Кроме того, он осветлился и теперь из рыжего стал почти белым. С этой прической главный Выкидыш выглядел моложе и куда менее авторитетно.
– Привет, герой-любовник, – сказал он. – Рад видеть, что страсть к нашей красавице пока еще не затмила тебе голову, и ты держишь слово.
– Не знаю, с кем ты там привык общаться, Денис, но, если я назвал время, значит, во столько мы и встречаемся.
– Ладно, не бунчи.
Он позвонил мне сегодня утром и сказал, что нужно увидеться с Александром. Я согласился.
– Ты один? – спросил я.
– Да, Сашка чуть задерживается. Придется нам прогуляться до парка на Новособорной и подождать его там.
– А Толик?
– У него сегодня дела, он не сможет.
– Тогда пошли.
На улице стояла такая хорошая погода, что пройтись пешком было одно удовольствие. Пока мы шли до назначенного места, я рассказал Денису про нашу новую с Верой жизнь. Он уже знал, что она вернулась, и теперь хотел услышать подробности.
Вера снова жила со мной, однако от прежних отношений не осталось и следа. Это не было радостным, давно ожидаемым возвращением моей подруги, полным ласки, нежности и тепла, как в прошлый раз. Теперь ее появление больше смахивало на возвращение побитой собаки, которая, поджав хвост, старается как можно меньше обращать на себя внимание в надежде на то, что так хозяин поскорее забудет ее провинность.
В отличие от собаки Верой двигала вовсе не трусость, а совершенно другая гамма чувств, имевшая грустные, почти скорбные тона. И она, и я поняли – что-то сломалось. Я по-прежнему говорил ей теплые слова, а она, как прежде, обнимала меня, но это были лишь отголоски прошлой любви. Во мне словно провели незримую черту, за которую я не мог преступить – возвращение к прежнему Паше было невозможным.
Вера это чувствовала, и ни в чем не упрекала меня. Она упрекала только себя. Я видел это по ее зачастую красным, опухшим от слез глазам, которые теперь стали более привычным зрелищем, чем бесшабашная, радостная улыбка. Она ходила по квартире словно призрак – бесшумно и незаметно. А я ничего не мог с этим поделать – мое все еще радужное от синяков лицо всякий раз напоминало ей о собственной вине, и тогда, втихую от меня, она плакала.
Эти дни в доме редко играла музыка, которую любила слушать Вера. А если играла, то очень тихо. Все для нее потеряло интерес, она почти никуда не ходила и не читала книг. Наружу она выбиралась в основном за покупками.
Несколько неудачных попыток поговорить с Верой начистоту укрепили меня в мысли, что она винит во всем лишь себя. В последний раз она, конечно, перегнула палку, но к столь жестокому самобичеванию я не был готов, и потому решил, что это не спектакль, устроенный в мою честь, дабы потешить мужское самолюбие. Вера действительно глубоко раскаивалась в содеянном.
Мне было больно видеть свою подругу такой, но еще больнее для меня была мысль о том, чтобы отпустить ее. Только не в таком состоянии, нет. Я хотел дать ей время на выздоровление, потому что сейчас, такой уязвимой, ее нельзя было отпускать одну. Как знать, может, план Дениса не столь дик, и шоковая терапия даст свои результаты.
– Это очередная игра, Павлуша, – постановил он.
– Если бы ты ее увидел, то не говорил бы так. Мне кажется, на этот раз она вполне искренна.
– Ха! Тоже нашел, кому верить, только она слезинку пустила, ты и купился.
– Денис, послушай…
– Нет, ты послушай. Если ты считаешь, что она и вправду убивается из-за тебя, то зря. Она прекрасно понимает, что после своего спектакля с этими велосипедистами у нее почти не осталось вариантов возвращения тебя к прежнему состоянию. Она же видит, что ты сейчас ставишь собственные условия. Вслушайся: Ты, а не Она!
– Думаешь?
– Конечно. Ты говорил ей, что прощаешь ее?
– Нет.
– Сказал, что любишь ее?
– Все как-то не было подходящего случая.
– Что хочешь жить с ней вместе?
– Нет.
– Вот видишь! Это явный признак того, что ты от нее отдалился и тебе нужно провести переоценку ситуации. А для нее это означает возможность поражения, к которому она не готова. Поэтому она всеми правдами и неправдами старается разжалобить тебя.