Дурная кровь (СИ)

Вран пригладил редкие усики, закинул стопы на стол, что смотрелось крайне нелепо, так как доставал он с трудом:

— Не добровольно? Полноте, господа, девчонка напрашивалась на неприятности! Въехала в город в одиночку, без сопровождения и охраны, принялась выспрашивать про работу, не удосужившись хотя бы косу отчеркрыжить, чтобы привлекать поменьше внимания… Если бы не я, колдунью под крылышко бы взял кто-то куда менее приятный. А здесь она в тепле и сытости, устроена со всеми удобствами. Дурочке не на что жаловаться, ей бы своего покровителя ещё и отблагодарить следовало, — Вран многозначительно поправил штаны в паху и подмигнул мужчинам, — если вы понимаете, о чём я. Впрочем, об этом мы с ней сегодня вечерком успеем потолковать…

Верд всегда считал, что Боги обделили его многими добродетелями, но вот терпения не пожалели. У многих его знакомых мнение было иным, особенно у тех, что залечивали переломанные кости после горячих споров с наёмником, но сам Верд считал именно так. Однако после услышанного всё терпение и невозмутимость улетучились и растворились в затхлом подвальном воздухе.

— Друг! Верд! — взмолился служитель, мёртвой хваткой вцепляясь в его изрезанные шрамами руки, от которых всё ещё пахло палёным мясом. — Не делай этого! Пожалей девочку! Себя пожалей!

Резко развернувшись, охотник отшвырнул друга с такой силой, что, не ухватись тот за притолоку и не повисни на ней, как белка, точно выкатился бы кубарем.

— А она меня пожалела?! — попытка отодрать толстячка он двери успехом не увенчалась — вцепился, как клещ! — Она меня пожалела?! Хоть подумала о моих… как их… — пыхтя от натуги, наморщил лоб мужчина.

— Чувствах? — участливо, хоть и с долей недоверия подсказал друг, покрепче перехватывая брус.

— Да-да, о них! О моих чувствах эта поганка подумала?!

— А ты их показывал разве?! — Талла швырнула в него сумку, рассчитывая разом избавиться от обоих гостей и забаррикадироваться изнутри. Возможно даже на всю оставшуюся жизнь, но и это лучше, чем остаться наедине со взбешённым мужчиной.

Верд скрипнул зубами, перестав дёргать, кажется, намертво прилипшего друга (Санни поспешно подобрался и ухватился пуще прежнего, не доверяя поблажке).

— Чувства тебе показать? — лицо наёмника потемнело, а колдунья, оглядевшись в поисках оружия и не найдя его, подхватила горшок с цветком — не слишком обтекаемый, зато увесистый снаряд.

Последующему рывку Санторий сопротивляться уже не смог. Верд сдёрнул его, как перезрелое яблоко и вышвырнул наружу, захлопнул и запер дверь. Служитель тут же принялся молотить в неё, увещевая наёмника и грозя всевозможными карами Богов и совести в случае, если он не послушает. Но Верд не то что не слушал, а и не слышал воплей. Потому что слышал он лишь судорожное дыхание бледной девчонки со встрёпанными, сбившимися на бок волосами; видел, как высоко, часто вздымается её грудь и как за воротник рубахи, очерчивающая острые ключицы, ныряет прозрачная капелька пота.

Он развязал пояс и двинулся к ней. Страшно, неотвратимо.

— Не надо, — пискнула девушка, неумело швыряя в нападающего цветочный горшок и не сумев от ужаса откинуть его хоть сколько-то.

— Долго напрашивалась, — наёмник подошёл к ней ещё ближе, заломил руку, швырнул на кровать. Талла лишь заскулила от унижения, попыталась перевернуться, но и тут не удалось: мужчина высоко задрал ей юбку, не дав и шелохнуться. С жёстким, тяжёлым и тёмным наслаждением закончил: — Считай, допросилась.

И, хоть и не со всей дури, а только в четверть силы, шумно, жестоко хлестнул её поясом по заднице.

Эта девка, видно, прежде ремня не знала. Ну так он их с радостью познакомит!

Глава 20. Она

— Кистень.

— Палица.

— Кистень выбивает палицу, ты идёшь.

— Давай два из трёх?

— Опять же продуешь!

— Ну ещё разок, ну Ранн!

— Ладно, два из трёх. Кистень-палица-секира, бей!

— Кистень!

— Секира. Секира рубит кистень. Снова продул.

— Ну как же секира кистень рубит? Ранн, ну нечестно! Выйди в бою с секирой против кистеня, да проверь!

— Какое мне дело, что там в бою! В игре ты продул. Я в прошлый раз к ней ходил, чуть жив остался!

— Ну так остался же! Ранн, ты везучий, а меня она на месте прибьёт, пятками чую! Давай три из пяти?

— А не пошёл бы ты…

— А я тебе вечером выпивку поставлю…

— Дохлым выпивка ни к чему… Ну давай три из пяти. Но чтоб последний раз!

Это дежурство ничем не отличалось от сотни предыдущих. Лайо невыносимо трусил и придумывал любую отмазку, лишь бы не пересекаться с чудесной, добрейшей, прекраснейшей, но от этого не менее смертоносной хозяйкой. Опытный Ранн жалел его, хоть и подтрунивал: по меркам охотников он был стар, как коронное мясо в горшочке из «Сытого шварга», — три месяца как охотнику минуло сорок семь зим! Мало кто из их братии столько проживал, но всё ж толпились, просились на службу. У короля, небось, такого жалования не платят и не выдают пособия, на которое можно поставить недалеко от города избу.