Дурная примета

Вендланд не отвечает. Чуть погодя он достает из своей корзины бутылку с водкой, отпивает большой глоток и, с наслаждением прищелкнув языком, хочет убрать бутылку.

— Дай-ка сюда, — говорит Боцман. — Не знаешь, что ли, что на море не пьют?

— Какое зе это питье? Всего-то один глоток, — громко протестует Вендланд, но, видя, что Боцман намеревается встать, протягивает ему бутылку. — Нисего не позволяют бедному селовеку, нисего бедному селовеку не разресается, нисего!..

— Ладно, — отвечает Боцман. — Все мы бедные, пусть каждый получит по глотку.

Он пьет, Вендланд вопит. Ханнинг, усмехаясь, берет бутылку и тоже пьет. Не терпится глотнуть и Вендланду. Но Боцман прячет бутылку на дно лодки, за шпангоут.

— Допьем сегодня вечером, — говорит Ханнинг.

— Лакать мою водку мозес, а табака у тебя не допросисся…

Ветер почти совсем улегся, и над серой водой поднимается туман. Боцман ругается, Вендланд клюет носом, Ханнинг вглядывается в туманную даль. Солнце в небе похоже на гигантский апельсин. Серые клочья свиваются в клубки, образуют причудливые силуэты и фигуры, которые рассеиваются и вновь возникают, похожие на призраки в струящихся одеждах. Слышен только сонный шепот воды у бортов «Ильзы», иногда поскрипывает гафель. Больше — ни звука. Туманные призраки, что водят там свои хороводы, сталкиваясь и сливаясь друг с другом, навевают Ханнингу все новые видения. Ему чудится отец, проплывающий на шхуне под огромными парусами, старик протягивает руку, хочет поманить, но в этот момент Мартин Биш, дазековский кабатчик, который тоже оказывается на борту, тащит его назад. Ханнинг видит, как шхуна начинает быстро уменьшаться в размерах и все матросы — среди них и знакомые и никогда ранее не виданные лица — прыгают за борт поодиночке и по двое или просто проваливаются сквозь палубу. Из Мартина Биша и старика отца образуется один призрак. Он стоит на корме, воздев руки к небу, руки удлиняются и становятся тоньше, а потом обрываются, и все погружается в серую мглу.

Ханнинг вздыхает с негромким стоном. Хорошо еще, что туманные видения ничего не обозначают… Теперь ему мерещится широкий плоский берег, и на одиноких скалах, которые показываются на миг и вновь исчезают, стоят дети — мальчики и девочки, все новые фигурки появляются и пропадают бесследно. Вот появились женщины. Это Берта, жена Вильгельма, и его собственная жена — Густа. Но они стоят совсем рядом, и Берта взяла Густу под руку. «Этого Берта никогда не сделает», — грезит Ханнинг. Теперь там одни женщины; впереди стеной — старухи, из-за их спин нет-нет да и выскочит какая-нибудь из молодых, но остальные оттаскивают ее назад. Затем вся толпа женщин движется к какому-то громадному стиральному чану, и все тянутся руками, а некоторые и головой к дышащей парами воде. Молодежь стоит на камнях, спрыгивает с них, и Евгений, старший сын Вильгельма Штрезова, таскает за косы Эмми Химмельштедт, а она не протестует.

И вдруг перед мечтателем Ханнингом Штрезовым, который из всех книг признает только сказки и которого так любит дазековская детвора, потому что он эти сказки так красиво и увлекательно рассказывает, — вдруг перед ним совершенно явственно возникает дочь Ис-Вендланда Стина. У нее полная грудь, а лицо злое, и она грозит кулаком. «Ну так счастливого пути и попутного ветра!» — слышатся Ханнингу ее слова. Он резко поворачивается к Ис-Вендланду.

— Эй, лодырь! Подай-ка сюда уключины, пройдемся малость на веслах. Этот проклятый туман совсем задурил мне голову…

Рыбаки гребут в течение получаса. Широко и размеренно раскачиваются их туловища, вперед — назад, вперед — назад. На лицах блестит пот. Вендланд первым снимает свою зюйдвестку, за ним Ханнинг. Боцман через некоторое время сменяет Вендланда, потом Вендланд Ханнинга. Гребут в круговую очередь.

— Другие небось уже раза по два забросили сеть, — говорит Боцман. Никто не отвечает. Вендланд все время бормочет что-то. Наконец прорывается солнце, туман уходит вверх, и поднимается ветер.

— Пожалуй, здесь, — говорит Боцман.

Ханнинг широким взмахом бросает за борт первый кляч. Это палка с ярким лоскутом на верхнем конце; к нижнему концу прикреплено несколько пробковых пластин и груз. Боцман держит «Ильзу» под ветром, а Вендланд тем временем выбрасывает сеть, Ханнинг ему помогает.

— Малое грузило! — кричит Вендланд. Боцман немного продвигает судно на ветер, теперь сбрасывается большое грузило, и за ним большой сетчатый мешок — мотня. Ветер крепчает, «Ильза» все быстрее пляшет на волнах. Мотня уже в море, за нею следует опять большое грузило, потом Вендланд кричит: «Малое грузило!»— и Боцман по каждому окрику проплывает нужное расстояние. Вскоре выброшен и второй кляч. Двадцать минут все трое сосредоточенно работают, вытягивая невод.

— Поглядывай, мотня идет!

С левого борта из темной глубины сетчатый мешок медленно выплывает на свет божий. На лицах рыбаков напряженное ожидание.

— Подлая тварь, ни черта! — ругается Боцман.

Две камбалы и плотвичка.