Дурная слава (СИ)

— А что… случилось? — неосторожно слетает с моих губ. И я снова корю себя за бестактность: — Уф… Извини. Мне не стоило… бередить твои воспоминания.

— Тебе незачем извиняться, Джонни. Мне, наоборот, приятно о них разговаривать. Спасибо Вадиму. Он сделал все, чтобы родители навсегда остались в моей памяти живыми. — Я ощущаю, как его пальцы сцепляются в крепкий замок у меня на животе, и Антон горячо выдыхает, зарывшись в мои волосы: — К счастью, я не видел последствий той жуткой аварии и не видел их мертвыми. Иначе бы до сих пор в глазах стояли чужие холодные лица, а так… Быть может, это наивно и глупо, но мне все еще кажется… что они где-то есть и по-прежнему счастливы.

Я зажмуриваюсь и, сделав глубокий вдох, прогоняю прочь все тягостные мысли, успевшие забраться в голову. Каким же хрупким в один момент оказывается устоявшийся мир для каждого из нас. Мне восемнадцать, но я даже представить боюсь, что было бы, если… А он прошел через это в двенадцать, выстоял и не сломался.

Я высвобождаю руки для того, чтобы повернуться к Антону, трепетно обнять и рассмотреть получше его лицо, изучить каждую мелкую черточку, а потом приникнуть губами к губам и поцеловать. Но не с тем неистовым желанием, которое двигало мной раньше, а с совершенно иным, неописуемым чувством. Мне хочется не просто быть рядом с ним, а жить им, дышать, ценить, любить и оберегать. Он это заслужил.

— Черт, омлет! — почти подпрыгиваю я, когда улавливаю навязчивый запах. — Я запорола ужин ребенка. Это непростительно! — Выключаю плиту, открываю крышку, поддеваю лопаткой яичный пласт, чтобы посмотреть на размер бедствия, и виновато вздыхаю: — Ну, точно. Немного, но пригорело…

— Думаю, ты поспешно винишь себя, — улыбается Антон мне в ответ. И, приложив палец к губам, манит за собой, в комнату, где на разобранной кроватке, уютно свернувшись под одеялом, мирно сопит переполненный впечатлениями наш утомленный генерал-лейтенант.

Мы возвращаемся в Озерки ближе к полуночи. От многообразия чувств, захлестнувших меня сегодня — от уважения до бесконечной благодарности, от нежного трепета до пылкой неконтролируемой страсти, от неприкрытого интереса до понимания всего, что происходит у меня внутри, — до сих пор кружится голова. Но я крепко держусь за Антона, прижимаюсь к его теплой спине каждой клеточкой своего тела и не хочу, чтобы нас когда-либо разъединили. Я готова сплестись с ним, срастись воедино, быть частью его самого. Но мы уже подъехали к моему дому.

— Заглянешь на чай? — спрашиваю я его, не дожидаясь, когда он заглушит мотор, потому что тогда придется говорить спокойно. А сейчас, под рык мотоцикла, мне следовало бы кричать, но я выворачиваю ситуацию в свою сторону. Прильнув к нему ближе, касаюсь губами мочки уха и на ходу сочиняю причину: — После погони за ветром следовало бы немного согреться.

— На что это ты намекаешь? — смеется Антон.

— Я предлагаю тебе с чашечкой сладкого чая посидеть на террасе под пледом и посмотреть на лживые лампочки. Не знаю, — невинно улыбаюсь ему я, — о чем ты подумал, но, кажется, это заразно.

— Генерировать убедительные причины для того, чтобы задержать меня и задержаться самой?

Хохотнув, я пожимаю плечами:

— Так вот, как это называется! — И, оказавшись на земле, отступаю назад, приглашая его проследовать за мной в калитку: — Но да, дурной пример заразителен. Хотя я имела в виду несколько другое…

Похоже, кое-кто тоже дал волю своим изощренным фантазиям. Интересно, насколько они неприличны?

Но Антон, хоть и мигом соскакивает с мотоцикла, не успевает принять мое приглашение, он даже не успевает ответить мне, хотя совершенно точно собирался что-то сказать.

— О! Тони! — В тени кирпичного забора, сбоку от гаража рисуются три силуэта. — Как ты кстати! Сегодня у Тима днюха, и мы разминаемся перед субботой. Генеральная репетиция, — напыщенно смеется один из дружков Артура и переводит взгляд на меня. — Или… Тони! Ты сменил место дислокации?

И я замираю в ожидании потока унижений, которые должны вылиться на мою голову. Несмотря на уверенность в том, что Антон и в этот раз спасет меня, все же готова сама держать оборону. Пусть только попробуют что-нибудь вякнуть в мою сторону!

Но этого не случается.

— Ты типа с ней? — недоуменно спрашивает сам сосед и щурится, силясь рассмотреть выражение моего лица в темноте.

Но в его голосе нет ни единого намека на насмешку, он всего лишь искренне удивлен. Хотя, может, мне это только кажется? И я по старой памяти реагирую на его выпады слишком бурно:

— А тебя это заботит? — зло ухмыляюсь я, где-то в глубине души понимая, что сама иду на рожон. И это даже не привычка, а защитная реакция, отработанный рефлекс на многолетние выходки из-за забора.

Кажется, моя воинственная поза заставляет всех поднапрячься. Артур переспрашивает, слегка подкорректировав вопрос:

— Вы типа вместе?

Тогда Антон подходит ко мне и, почти невесомо обняв за талию, аккуратно притягивает к себе:

— Ну почему же «типа»? Я ведь тебе уже говорил, у нас с ней любовь.