Дурная

– Ну, теперь заживем, – хмыкнула баба Даша, водя по листу амбарной книги химическим карандашом, периодически его облизывая. – А матушка мне говорила, что хибару эту на плохом месте построили. Тут, говорят, раньше ведьмов жгли. Прям вот там, где чичас пянтьхаус. Истину вам говорю. Через три дня земля на небесную ось налетить. Мыслимо ли, в одной фатере собралися Диавол, Люцифер, ведьма и чертенок. Ох, девка, тебя то в жертву, похож, готовять. Барин ведьму валяет там прямо в этот момент. Не ходи туда. Дурным закончится. Надо мамуле то сказать, чтоб в погреб спряталась.

– Вы что, с духами общаетесь? – хохотнул спасатель, молодой парнишка, до этого мирно заполнявший какие-то бумажки. – Зачем же матушке вашей в погреб, если на страшном суде она восстать должна?

– Типун тебе, охальник, на все места, – взвилась бабка, а у меня заломило виски и зашумело в ушах. – Жива Матрена Бонифациевна, третьего дня мы с нею на занятия по Румбе шастали. Ох зажигает, мамуся моя. Эй, девка, куда ты? Я исчо не давала разрешения то на проход.

– А нам нужно разрешение? – приподнял бровку мальчик, став точной копией своего папаши Диавола, как его метко прозвала консьержка, которая тут же снова перекрестилась. – Вообще то, она жена Барина, а я сын. И, кстати, дьявол и Люцифер одно и то же. А папе ихнему вы вон молитесь. Надо бы знать.

– Их-машинально поправила я Лешку.

– Чивой?

– Их. Не ихний. Говори правильно. Пойдем домой, – прижав к груди, вцепившегося в остатки того, что раньше было сшитым мною костюмом, маленькими коготками котенка я заковыляла к лифту, кажущемуся мне сейчас раскаленной клеткой, в которой грешников возят на страшный суд.

– Я б не спешила, на твоем то месте, – проорала мне вслед вредная бабулька. – Эх, девка. Все торопются. Все спешат.

Я даже успела ухватиться за ручку решетчатой двери подъемника, которая вдруг распахнулась. Меня откинуло назад. Котенок недовольно зашипел и выгнул костистую спинку.

– Гадина, мразь, сволочь, – проорала фурия, выскочившая из лифта. Лешка замер, с раскрытым ртом, уставившись на Кэт, облаченную в какую-то черную хламиду. В руке ее была зажата метелка, которой она потрясала в воздухе, сыпя проклятиями.

– А я говорила, ведьма, домой лететь собралась. Шабаш там был у них. Истину глаголю. Так с крыши надо было, там площадка есть вертолетная. Слышишь, сатанистка? Ох беда то, глохнут они после ритуалов то. Диавол кобыл этих дюже любит, до глухоты естестветь. Ей-ей. Непотребства с ними вершит. Посвящает, значить, в адептки свои. Их тут табуны ходют, прям мрамор вон стоптали весь копытами своими. Плохой дом, плохой, – снова закрестилась Даздраперма Ивсталовна. У спасателя рука тоже дернулась, чтобы осенить крестным знамением своего хозяина, видимо. Котенок вдруг взвыл и словно маленькая пружина выстрелил вперед своим тельцем, которое умирало всего каких-то пять минут назад.

– Ааааа, – взвыла Кэт, пытаясь отодрать от своей груди одуревшего блохоносца Люцика.

– Оооооо, – застонал спасатель, когда фурия все же ухватила извивающееся тельце кошака и откинула от себя. Тряпка на ее теле с треском разорвалась. Кэт завертелась на месте, отсвечивая идеальным обнаженным телом.

– Лешка, закрой глаза, – мой вопль потонул в какофонии звуков. Точно, как в аду. Там так же наверняка завывают грешники, которых жарят на машинном масле.

– Какого черта тут происходит? – раздался трубный рев, заглушивший, казалось, все остальные звуки во вселенной. Я прикрыла глаза и начала отползать в сторону свалившегося на пол котенка, возле которого уже сидел Лешка, и уважительно гладил вздыбившуюся шерстку, готового к новой атаке Люцика. Консьержка залегла в своем «стакане» и притворилась мертвой.

– Я спрашиваю, что тут за вертеп?

Я уставилась на Боярцева, и чуть не заорала. Его лицо, залитое кровью, казалось действительно дьявольским. И еще что-то царапнуло взгляд.

– Чебурашка, – прошептал Леха. И я наконец поняла, что меня напугало в моем супруге даже больше, чем зверское выражение на перекошенном яростью лице. Спасатель все же перекрестился и боком двинул к выходу из подъезда.

– Я вас поубиваю всех к черту. Всех порешаю, твари. Сука, Кэт, где моя пицца? Подонки, твари…

– Да пошел ты, утырок, – заорала красавица, кутаясь в куртку спасателя, которую парень забыл, делая ноги из дурного дома, построенного на лобном месте. – Ну держитесь. Я вам всем устрою гвадалахару. Можете разминать булки. Тебе не жить, Боярцев, и со щенком своим можешь распрощаться.

– Пошли, пока он не очухался, – дернул меня Леха за волосы, чем немного привел в себя. А это не Леха, это котенок. – Может успеем забаррикадироваться в студии.

– Не успеем, – мне показалось, что меня парализовало от ужаса, пригвоздило взглядом налитых кровью глаз, уставившихся мне в переносицу двумя смертоносными дулами.

– Теперь ты, моя любимая жена, – растянул губы в улыбке, похожей на черный провал, сам диавол. Ему даже не нужно было нажимать на курок, я и без огнестрела вот вот готова была врезать дуба.