Дурнишкес

А когда он притащил за собой тех “кадровых”, у меня не осталось никаких иллюзий. Потом о существовании такой договорённости между ЦК и КГБ я получил от членов бюро ЦК КПЛ В.Астраускаса и С.Гедрайтиса. А.Бразаускас лгал и выкручивался.

Вывод один: Литву подрывали намеренно, чтобы повернуть её к Москве. Тот план готовили старые чекисты, перешедшие потом на службу к БАБу, так сказать, лучшему другу Б.Ельцина Борису Абрамовичу Березовскому.

Вот так "стратеги" дурачили, усыпляли разгорячённый народ, а сами не дремали. Ввели "вагнорки"[69], списанные рубли не уничтожили, как клятвенно обещали российскому правительству. Большую их часть сложили в коробки из-под пылесосов и несколькими трейлерами вывезли в Калининград. Часть тех денег через армейский банк в Риге обменяли на доллары, а остальные достались товарищам во главе с П.Грачёвым, помогавшим провернуть эту афёру. С нашей стороны над этим преступлением шефствовали Вэ.Вэ. фон Ландсбургас и А.Буткявичюс, а с другой - сам Паша Мерседес. Немалую часть тех "свободных" денег местные власти для отвода глаз конфисковали, но виновников не наказали. Руки военной прокуратуры Петербурга оказались слишком короткими. Начав расследование, она под давлением чекистов Березовского внезапно отказалась с нами сотрудничать. Мне лично пригрозили покончить с этим делом и несколько раз стреляли в меня из проезжавшего автомобиля.

Прикрывая такую антигосударственную деятельность, Папуля волей-неволей должен был кричать против этих недружественных русских, дескать, советы нам должны не столько, а сам загребал имущество обеими руками. Это известный клич жулика:

-    Держи вора! Держи вора!

Он даже пожертвованными "Саюдису" миллионами распоряжался вместе с В.Чепайтисом, как собственными, и так их запрятал, что и до сих пор их найти не могут. А когда он такой метод хапуги применил ко всей стране, то Литва оказалась на краю пропасти. Ещё во времена "Саюдиса" многие из нас обратили внимание на патологическую жадность Вэ.Вэ. фон Ландсбургаса, проявившуюся, в частности, в грандиозном деле о собственности на прогнивший сарайчик.

-    Зачем этому миллионеру прогнивший сарайчик? - спросил меня на одном литературном вечере читатель.

-    А как ещё доказать, что родился в яслях для ягнят?

- ответил я, и зал взорвался аплодисментами. Так иногда муза делает подсказки художнику, но не прокурору.

А этот главный погонщик, пардон, пастырь литовского народа впоследствии потирал руки, подписывая договор с компанией “Вильямс Интернейшнл”, продавая “Телекомас", "Летувос курас" (“Литовское топливо") и инициируя десятка полтора дел против политических противников с требованием выплатить ему компенсации за свои неведомо куда затисканные или утерянные ещё в роддоме честь и достоинство, которые в соответствии с расценками Гарюнского рынка оценил в сумму от 50 до 100 тысяч литов. За такие деньги и Аль Капоне объявили бы святым.

Некоторые члены "Саюдиса", которые поумнее и поопытнее, пытались как-то умерить такой его пламенный суперпатриотизм, но напрасно, ведь это же необходимое условие для закрепления присосавшихся к власти. Жернова "поющей революции" не могли вращаться вхолостую, тем более что оборотистым ландсбургистам они приносили немалые дивиденды. Пытались апеллировать к совести главного мельника, захватившего почти все посты, но напрасно. Он уже уверовал в собственную исключительность и данную ему Богом миссию спасителя Литвы.

Поначалу я в это не верил, думал, что это трюк клерикалов, но однажды серьёзно с ним поругался. В сердцах я обозвал его разрушителем “Саюдиса”, сказал, что он преступник, что у него в голове желе, перемешанное с дерьмом, а сам он только и пользуется случаем, чтобы из денег “Саюдиса” назначить себе самый большой оклад и приобрести музыкальные синтезаторы, электронную и другую, нужную только ему аппаратуру. Высказав всё это, я хлопнул дверью и вышел. На улице несколько поостыл, начал жалеть, понимая, что так я ничего не добьюсь, поэтому вернулся, чтобы извиниться. Вэ.Вэ. фон Ландсбургас всё ещё сидел за столом и, пережёвывая краешек салфетки, что-то бурчал. Он так скрывал своё бешенство и вокруг ничего не видел и не слышал. У меня по спине пробежал холодок. Развернувшись, я опять вышел на улицу, а голову сверлила высказанная дедом мысль: злой человек не бурчит, а молится самому себе.