Дозор Дикона был последним за ночь, и, как последний дежурный, подобно Палну предыдущей ночью, он мог спать до восьми склянок. Торрин стоял на верху средней каюты, позади Сапарина, что снова держал штурвал. Боцман наблюдал, как споро моряки исполняют свои обязанности, и отметил, что они пытаются избегать его взгляда. Много ли минуло дней с той поры, когда команда могла предложить боцману лишь презрение? Но тут он мог согласиться, он и был презренен. Теперь же он изменился, и это они, эти людишки, изменили его. Случайно, из презрения и в поисках виновного в собственной нерадивости, они отдали его на съедение живьем. Боцман рассмотрел каждого по отдельности. Все они были замешаны. Мелис и Дикон открыли крышку, пока остальные тащили его к люку. Торрин понаблюдал за матросами еще немного, прежде чем спуститься внутрь судна.
Дикон храпел со звуком тупой пилы, скребущей по бревну. Торрин открыл дверь в каюту матросов и пристально взглянул на фигуру в гамаке. Затем привязал принесенную им веревку к одному концу гамака и осторожно намотал ее вокруг матроса, пока не поднялся до шеи Дикона. Каждый раз, затягивая петлю, он боялся, что Дикон вот-вот проснется, но на этот случай боцман прихватил с собой кофель-нагель. Дикон проснулся только в момент, когда Торрин заткнул ему рот кровавой ветошью, поднятой им с пола в трюме. Матрос задергался, пытаясь сопротивляться, глаза его наполнились ужасом, когда Торрин завязал ему рот, чтобы кляп не выпал, но единственное, чего Дикон добился, так это извращенного сходства с огромным червяком.
— Ты человек верующий, Дикон, и все же взялся за крышку люка. Скажу-ка я существу, чтобы начало есть тебя с ног, — сказал Торрин и отрезал стропы гамака.
Веревки танапод нашел весьма раздражающей помехой, помешавшей ему быстро проглотить Дикона (который, разумеется, был лишен возможности вопить).
Снова стоя позади Сапарина, Торрин задавался вопросом, как долго еще команда не заметит, что Дикон пропал, и что же матросы будут делать, как только поймут это. У него был капитанский револьвер, полностью заряженный на случай любого исхода. Сапарин, Шантри, Мэрил и Палн. Четверо оставшихся из команды матросов, четыре пули в барабане револьвера. Только в полдень Мэрил поднялся на мостик.
— Сэр… Дикона нигде нет, — сказал он, с лицом против его воли лишившимся всякого выражения.
Торрин уставился на него долгим взглядом.
— И что ты предлагаешь мне посему предпринять? — Спросил он.
Мэрил поежился.
— Ну, мне сказали, надо бы Вам сообщить.
— Прекрасно. — Сказал Торрин. — А теперь вернись к работе.
Мэрил помедлил, но затем торопливо отправился исполнять приказ.
Торрин повернулся к Сапарину, суетливо отвернувшемся.
— Вскорости увидим острова, — уронил Торрин.
— Да, очень скоро, — ответил Сапарин, стараясь не встречаться с боцманом взглядом.
— Практически прямо по курсу, — сказал Торрин, обходя Сапарина по дуге.
— Ну да, — ответил Сапарин.
Сапарин крякнул, когда гарпун Йорвана прошел через его позвоночник, выйдя из груди почти под подбородком. Торрин крутнул гарпун пару раз, чтобы уж наверняка… но Сапарин и так больше не двигался. Боцман упер древко гарпуна в доски палубы и отошел назад, чтобы взглянуть на дело рук своих. Сапарин стоял, не падая. У руля до самого конца.
— Земля! — Вскричал Палн.
Торрин спустился по лестнице и поманил оставшихся трех матросов за собой, назад на палубу.
— Ну, народ, — сказал он. — выходит, Йорван был прав: нужно покинуть корабль на рыбацких лодках. Ошибался он только в том, что стоит сделать это в открытом море.
Троица матросов таращилась на боцмана, точно загипнотизированная. Торрин продолжил:
— В других водах мы бы просто погибли: еды мало, жабельные акулы кругом. А теперь мы можем это провернуть. — Он указал на виднеющиеся вдалеке острова. — Теперь я расскажу, как мы поступим.
Он повернулся к Мэрилу.
— Ты с Шантри спускай рыбацкие лодки на воду. Тихо и осторожно, как еще никогда в жизни. Палн, бери лампу и за мной.
— Зачем я Вам? — Спросил Палн.
— Все просто: сожжем монстра в его логове и покинем корабль, — сказал Торрин.
Там, где прежде царила безысходность, наконец начала расцветать надежда.
— Иду, Торрин, — сказал Палн.
— Превосходно, тогда приступим. — Сказал боцман.
Торрин заметил, что у моряков прибавилось ретивости. За пару секунд они забыли все, что было раньше. Стоило ли удивляться, что он чуть не спился, имея дело с подобным пустым народцем? Он шел перед Палном в средние каюты, пока матрос, схватив лампу, торопился нагнать боцмана. Оказавшись внутри, Торрин завернул в каюту экипажа, чтобы прихватить лампу оттуда. Пока он брал ее, полный рвения Палн обогнал боцмана. В это мгновение он, возможно, понял свою ошибку, ибо развернулся ровно в тот момент, когда кофель-нагель обрушился на его плечо. Палн отлетел к стене, его лампа упала на пол. Он открыл рот, готовый позвать на помощь, и Торрин сунул кофель-нагель ему в зубы. Палн опрокинулся навзничь, и Торрин ударил его еще раз, по переносице, затем еще и еще, ломая воздетые руки, точно хотел сравнять Пална с полом.