Дурное влияние

Втайне я надеюсь, что вот-вот выйдет папа и нас прогонит, но потом перевожу взгляд на дом и вижу, что все шторы задернуты. Время как раз такое, когда на улице еще не темно, но если ты внутри, то свет все равно приходится зажигать. Шторы — это мамин пунктик. В смысле, закрывать их и открывать. Просто не знаешь, когда ей приспичит вскочить и начать бегать по дому, занимаясь этим делом. Она постоянно пытается заручиться нашей помощью, но никто из нас ее страсть почему-то не разделяет.

— Тяжелая? — спрашивает он.

— Ага, — отвечаю я. — С непривычки потом руки болят.

Он наклоняется и приподнимает пилу, взвешивая ее. А в следующую секунду уже стоит и держит пилу наперевес, словно пулемет. Если папа выйдет сейчас, нам точно влетит.

— Как она включается?

— Там такой шнурок, сзади, на ручке. Надо за него дернуть.

Он находит шнурок рукой, но при этом едва не роняет пилу и быстро подхватывает ее второй рукой.

— Тяжелая очень. Придется дергать тебе.

Я украдкой оглядываюсь на дом. Там по-прежнему никакого движения. Слышу Рейчел и Люси, которые либо тычут друг в друга булавками, либо все еще смотрят видео. Вот ведь попал! Надо было сразу сказать, что я не знаю, как она включается. Так было бы гораздо лучше. Но теперь уже слишком поздно.

— Мне нельзя, — тихо говорю я.

— Кто это сказал? КТО ЭТО СКАЗАЛ?

Похоже, он разозлился. Даже не знаю почему. Лицо вдруг перекосилось и стало очень неприятным. Будь оно таким, когда я выскочил на улицу, я бы тут же развернулся обратно. Парень не крупный, но мне страшно. В его голосе есть что-то такое, отчего сразу понимаешь: если не сделать, как он велит, все будет только хуже.

— Папа, — отвечаю я.

— Ты что, боишься его? Да?

Он сверлит меня взглядом, и я только сейчас замечаю, какие у него глаза: ярко-голубые, цвета пустого бассейна, такие голубые, что смотреть в них в упор невозможно. Кожа у него бледная, а волосы темные, короткая стрижка, из-за чего голубой цвет кажется еще голубее. И это как-то неправильно. Типа лицо черно-белое, а глаза — цветные.

— Нет, — отвечаю я.

— Ну так что?

— Я не двигаюсь с места.

— Давай, — говорит он. — Будет весело.

Все пошло не так. И я здесь больше не главный.

Я делаю шаг вперед и берусь за рукоятку, которой заводят пилу. Не могу придумать, как мне из этого выкрутиться.

— Мне нельзя.

Мой голос звучит так, будто я его умоляю.

— ДАВАЙ! Не будь девчонкой!

Стартер у меня в руке, но я не могу заставить себя потянуть за него.

— ДАВАЙ! — кричит он. Чего ждешь? Сдрейфил?

Я дергаю за шнур, точь-в-точь как это делает папа, но мотор лишь фырчит в ответ. Во второй раз происходит то же самое.

— Да что с тобой? Ты чё, слабак? Даже такой ерунды сделать не можешь?

Я тяну изо всех сил, и пила вдруг оживает у него в руках, взрываясь ревом, словно мотоцикл.

— Хоооохооооооооооооо!

С победным криком он прочерчивает в воздухе большой круг. Пила такая тяжелая и шумная, что кажется, будто это не он ею двигает, а наоборот. Зубьев почти не видно — с такой скоростью они вспарывают воздух.

Я отступаю на шаг, но не очень далеко, чтобы он не думал, будто я испугался.

Сначала он проверяет пилу на тонкой ветке, и пила проходит насквозь словно через пустоту. В следующий момент он врезается в толстое полено, лежащее на земле. Пила рычит и дергается в его руках, точно вот-вот сорвется и отскочит неизвестно куда. Деревянные щепки веером разлетаются во все стороны.

Я пячусь еще на пару шагов и натыкаюсь на папу, выскочившего из дома, но я этого не слышал из-за грохота пилы, такого оглушительного, что все остальное как бы превратилось в немое кино.

Папа что-то кричит мне, но разобрать без титров невозможно.

— ВЫКЛЮЧИ НЕМЕДЛЕННО! — орет он.

Парень не слышит. Теперь я жалею, что не спросил, как его зовут, — на случай, если произойдет что-нибудь плохое. Папа явно не хочет подходить ближе, чтобы парень ненароком не задел его пилой, если вдруг повернется.

Когда пилёж на секунду прерывается, папа снова кричит:

— ЭЙ! ТЫ! СЕЙЧАС ЖЕ ВЫКЛЮЧИ ЭТО!

На этот раз парень слышит. Он поворачивается к папе и смотрит на него в упор. Папа отвечает тем же. Никто не двигается. Зубья бешено вращаются, рассекая воздух.

— Я сказал: выключи это, — повторяет папа, на сей раз спокойнее. Сейчас уже не так шумно, потому что парень перестал пилить.

Он не отводит взгляд. И ничего не говорит.

— СЕЙЧАС ЖЕ!

Парень меняет угол наклона пилы и упирает ее в бедро. В этой позиции он не просто держит пилу, он целится ею в папу.

Лицо у папы бледнеет. Бензопила такая штука, которую не так-то просто вырвать у кого-то из рук. Провода нет, так что из розетки тоже не вытащишь. Несмотря на свои размеры, перед этим пацаном папа беспомощен.

— Кто ты такой? — спрашивает он.

Ответа нет. Тогда папа поворачивается, хватает меня за локоть и снова переходит на крик:

— ЭТО ТЫ ЕГО СЮДА ПРИТАЩИЛ?