Перед поездкой сюда Брат Борис забрал у Олега смартфон, пообещав вернуть после службы, но портативная камера размером с точилку для карандашей по-прежнему лежала в кармане куртки стрингера. Олег украдкой осмотрелся. Адепты были полностью поглощены речью. Он спрятал камеру в ладони, скрестил руки на груди и начал запись.
Глашатай Давид двинулся вдоль занавеса походкой стендап-комика – самого набожного стендап-комика в мире.
– У Предвечного Творца много имён. Вы хотите услышать первое из них?
– Хотим! – по-солдатски рявкнули три дюжины ртов.
– Имя это – Истина! – Глашатай Давид воздел руки к потолку, и Олег обратил внимание на его неестественно длинные пальцы. Их тени суетливо перебирали складки занавески. – А что наиболее противно Истине?
– Ложь! – откликнулась паства.
– И что самый страшный ГРЕХ пред ликом ИСТИНЫ?!
– Ло-ожь!
– Вы ненавидите ГРЕХ?!
– Да-а-у!
Пастырь вернулся за аналой. На его лбу выступили капельки пота.
Олег и сам вспотел. В зале было влажно и душно. Он привык к благовониям и сейчас начал ощущать другой, пробивающийся сквозь них запах, который нравился ему ещё меньше. Благовония, призванные скрыть этот запах, лишь его подчёркивали.
Запах вызвал в памяти Олега репортаж, который он делал на заре своей карьеры. Один торчок забрался в ванну и перерезал себе вены. Наркоман жил один и никто его не хватился, пока вонь не просочилась на лестницу. Квартиру вскрыли, труп увезли, но жижу из ванны так и не слили. Дверь опечатали, а дальше – июль, жара… Когда квартиру вскрыли повторно, миазмами успел пропитаться весь дом. Ванна оказалась полна чёрной вязкой плесени – извращённой жизни, эволюционировавшей из смерти. Несколько лет эта картина преследовала Олега по ночам. Как и зловоние. Иногда ему снилось, что в ванне лежит он сам.
И вот воспоминание вернулось. Желудок Олега сжался в мучительном спазме.
– Грешники повсюду, – продолжал тем временем Глашатай. – Даже в этих стенах. Но те из них, кто оказался здесь, имеют надежду спастись. И я хочу сказать этим Жаждущим Истины: Предвечный Творец любит вас! Я ЛЮБЛЮ вас! Очистите сердца покаянием, дабы приняли они Благодать. Ибо нет места Истине в сердце ЛЖЕЦА! Станьте нашими Братьями и Сёстрами! Станьте частью Круга! Скованными одной цепью. Связанными одной целью.
К последним словам Олег оказался не готов. Сдерживаясь, чтобы не фыркнуть, он даже огляделся, не поддержит ли его кто из собравшихся, однако не увидел на лицах и намёка на веселье.
– Сегодня особенный день, – заговорил Глашатай умиротворяюще. – Сегодня, друзья, Предвечный Творец одарит Благодатью тех Жаждущих, кто достоин. День Чудес, – и внезапно он закричал так, что на шее вздулись вены. – Вы желаете ЧУДЕС?! ЕГО чудес?!
Они желали. Ещё как.
– И вы их получите, – снова успокоился выступающий. Он как будто сделался чуточку выше. Исчезла пухлость щёк, а с ней и юношеская миловидность, проступили скулы. Олег нахмурился. Похоже, решил он, первое впечатление насчёт внешности Глашатая обмануло его.
– Служители ложных богов сулят вечное блаженство в посмертии взамен на страдания в жизни земной. Не напоминает ли это вам торговых представителей, предлагающих сомнительную сделку с отсрочкой исполнения? – Презрительная усмешка. – Предвечный Творец дарует своим чадам бесконечную жизнь во благе ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС! Вы узрите сами. – Глашатай сделал театральную паузу. Присутствующие, казалось, забыли дышать. Глашатай, сдвинув брови, всматривался в толпу. С ударом гонга он выкинул руку перед собой в жесте выбора.
– Жаждущая Инна!
На амвон взошла крупная женщина лет тридцати с парой чёрных девчачьих косичек. У неё были некрасивые очки в пластмассовой оправе. Взяв женщину за плечи,
Глашатай развернул её к толпе. Тут Олег в первый, но не в последний раз за вечер усомнился в ясности своего рассудка. Как он успел заметить, женщина была высока… и всё-таки ниже Глашатая на полголовы.
«Он растёт», – произнёс холодный голос в голове Олега. Голос незнакомца.
– Жаждущая Инна, – обратился пастырь интимным тоном. – Поведай нам о своём Изъяне.
Инна уставилась в пол.
– У меня наследственная близорукость, – пискнула она. – Минус семь. Она прогрессирует.
Глашатай Давид сочувственно кивал на каждое слово, а Олег не мог не думать о его тонких паучьих пальцах, смакующих мясистые плечи женщины, мацающие их, как тесто.
– Готова ли ты принять Благодать?
– Да… – сорвалось с её пухлых губ. – Да, о да.
– Тогда ты знаешь условие. Покаешься ли ты перед Кругом в своём самом страшном Грехе? – спросил Глашатай ещё тише, но так, что услышали все.
Инна медлила.
– Ибо нет места Истине в сердце, где живёт Ложь, – увещевал Глашатай мягко, но настойчиво. – Нет места Благодати в голове, где поселился Грех.
Инна зажмурила глаза и сделала шаг вперёд. Она решилась.
– Когда я была девочкой, я подсматривала за родителями, как они делали секс. – По толпе пронёсся вздох. – Я вожделела… Я вожделела своего отца. Поэтому я слепну. – Она всхлипнула. – За это мне наказание.