Дурной глаз

Шарлатан! Скорее нечто вроде мелкого чиновника. Неряшливый, крошки табака на жилете. Из одного кармана в другой - толста цепь из какого-то светлого металла. Вульгарное лицо со следом ожога на левой щеке, как будто когда-то ее гладили и забыли на ней утюг. Близорукие глаза, которые увлажнялись и немного косили, когда он протирал свое пенсне о край рукава. Квадратные, тяжелые руки. Он их часто скрещивал у себя на животе, словно для того, чтобы его поддержать. И однако, у большинства людей, которые с ним сталкивались, возникало желание выложить ему начистоту все, что накопилось внутри, беспорядочно меша дурное с хорошим, потому что, похоже, жизнь и его здорово потрепала. Среди вещей, которые валялись в его кабинете, можно было встретить и толстенные талмуды, и старую пишущую машинку, и распятие, которое, судя по всему, просто выстругали ножом, и трубки, валявшиеся в разных углах комнаты, и наконец, какую-то целлулоидную куклу, сидящую на стопке регистрационных карточек. Он слушал Реми, балансируя на ножках стула, и Реми, не переставая говорить, все спрашивал себя, был ли он

достаточно интеллигентен, и стоит ли его называть доктором или просто мсье.

- Как давно вы стали сиротой?

Реми подпрыгнул от неожиданности.

- А разве отец вам не объяснил?

- Все же, расскажите.

- Да достаточно давно... Моя мать умерла в мае 1937. Начиная с этого момента я...

- Позвольте, позвольте! Вам, выходит, сразу не сообщили, что ваша мать умерла.

- Нет. Учитывая то состояние, в котором я находился, они предпочли подождать. Сначала мне объяснили, что она уехала путешествовать.

- Иначе говоря... ваша болезнь предшествовала тому моменту, когда вам сообщили это фатальное известие. Вы были "уже" ею поражены, прежде чем его узнали, и допуская, что горечь утраты и эмоциональное волнение еще усугубило ваше состояние, остается предположить, что, вероятней всего, смерть вашей матери не имеет никакого отношения к нервному припадку, который вас сразил.

- Не знаю. Мне только известно, что это было приблизительно в одно время... Но ведь мой отец должен был вам все рассказать...

- Он мне объяснил, что вас нашли в глубоком обмороке в парке вашего имения в Мен-Алене. И вы ничего не запомнили из того, что предшествовало вашему падению.

- В самом деле. Я часто пытался вспомнить... Я, должно быть, играл; я бежал и на что-то наткнулся.

- Однако, похоже, на вашем теле не было следов удара; вы вовсе не ударились... Неужели в вашей памяти не осталось пусть даже очень слабого образа, предшествующего обмороку?

Реми жестом показал, что он ничего не помнит.

- Все это было так давно... Знаю только, что на протяжении нескольких недель я лежал весь скрюченный, как...

- Как зародыш в чреве матери?

- Да, возможно.

- А перед этим у вас были проблемы с памятью?

- Трудно сказать... Я был совсем маленьким.

- Вы умели читать и считать?

- Да, немного.

- А как это выглядит сейчас, если поточнее?

- Я все забываю. Например, моя учительница, мадемуазель Луан, мне что-то сегодня объясняет, а завтра я уже не умею это делать. Я часто забываю то, что она мне объясняет накануне.

- А что вы легче всего забываете?

- Математику.

- У вашего отца техническое образование?

- Он закончил Высшую политехническую школу. Он внушил себе, что я должен быть таким же хорошим математиком, как и он. Он хочет, чтобы я походил на него во всем.

- Отдохните немного, мсье Вобер.

Знахарь встал, прошел за спину Реми, положил ему руку на голову. Они слышали, как в соседней комнате шумно играют дети. Что-то катилось по полу. Наверное, механическая лошадка. Рука начала плавно двигаться по голове Реми. - Расслабьтесь... Вот так... Не волнуйтесь. Теперь вы похожи на ваших ровесников. Вам восемнадцать лет, не так ли?

- Да.

- Разве вы не могли бы немного попутешествовать? Чем занимается мсье Вобер?

- Мой отец занимается импортом цитрусовых. Он владеет большой компанией в Алжире.

- Отлично! Попросите его, пусть он вас туда отошлет на два-три месяца... Что? Вы боитесь отказа?.. Он так строг?

Реми чувствовал, что начинает краснеть.

- Не в этом дело, - прошептал он. - Я не смогу ничего сделать в одиночку... За меня всегда все делали другие...

Человек, стоящий позади него, начал смеяться низким утробным смехом, который почему-то приятно было слышать. Его рука опустилась на плечо Реми.

- Вы боитесь, что у вас не хватит энергии? - сказал он. - Ничего не бойтесь. Просто постарайтесь сильно это захотеть... изо всех сил. Говорите себе: я это могу! Я это могу! Поверьте мне: сила воли способна на все. К тому же, я вам буду помогать. Я буду думать о вас.

- Но... Когда я буду далеко?..

- Расстояние не имеет значения. Для духа не существует расстояний.

Странно было слышать такие слова в устах человека, от которого пахло табаком и грязным бельем, и у которого руки и пальцы, как у простолюдина, вульгарно заросли рыжим пушком. Он снова уселся за стол, поиграл некоторое время распятием, которое ему, в конце концов, удалось установить в равновесии вдоль каретки печатающей машинки.