Дурнушка

— Не то! не то! — быстро заговорил он, мгновенно вспыхнув яркой краской, залившей его лицо. — Вы знаете мое мнение о красоте. Мой кругозор по этому вопросу яснее и шире, чем вы думаете! Нет, — тут он нервным движением руки откинул со лба набежавшие пряди волос и проговорил ласково и нежно, как не говорил еще никогда со мною, — меня пугает то, что я не сумею отплатить ей, этой девушке, за все ее добрые чувства, княжна Наташа!

"Наташа!" Он меня назвал так, как никто не называл никогда в моей жизни. Это имя, принадлежащее мне, но чуждое для меня до сих пор, получило особенную прелесть в его устах. Чем-то детским, милым и далеким повеяло разом от этих звуков. Мне захотелось вдруг почему-то горячей материнской ласки и колыбельной песни, которую — увы! — мне не пришлось никогда слышать.

С влажными от слез глазами и побледневшим лицом подвинулась я к нему и прошептала чуть внятно:

— Ей ничего не надо… никакой награды. Если можно только… любите ее… любите… меня… немножко… — и я закрыла лицо руками, сгорая от стыда и муки.

— Я уже люблю вас, — услышала я так близко около себя его шепот, что у меня захватило дух от смущения и неожиданности. — Я вижу сам, что люблю вас, милая девушка… 

XIV

Я переживала новую эпоху своей жизни. Точно не я сама испытывала ее, не княжна Тася Горянина была счастливой невестой любимого человека, а совсем другое обновленное и оживленное молодое существо.. Я точно обезумела от счастья с минуты объяснения Сергея. "Сергей!" Как мило, близко и дорого стало мне это имя! Я повторяла его про себя и вслух по несколько десятков раз в сутки. "Мой Сергей, мой дорогой Сергей, мой любимый!"

Я засыпала с этим именем на устах и просыпалась с мыслью о том, что я его увижу, моего жениха, сегодня, скоро-скоро!

Tante Lise, без малейшего колебания, вопреки моим предположениям, давшая мне свое согласие на брак с Водовым, не могла не удивляться, глядя на мое счастливое и, как мне самой даже казалось, похорошевшее от счастья лицо…

— Дитя мое, — после официально сделанного мне Водовым через нее предложения, говорила она, — вы знаете, какое великое назначение женщины — быть женою и матерью. Ваша покойная maman оставила вас рано сиротою, Тася, и я считаю своим священным долгом объяснить вам за нее вашу новую, далеко не легкую задачу.

И она говорила, говорила мне об обязанностях, выпадавших на долю девушки, вступающей в брак. Я внимательно смотрела в ее глаза, стараясь не пропустить ни одного слова, и каждое ее слово западало мне в душу; а между тем мысль моя в это время создавала мне милый образ любимого человека, и думала я только о нем.

Когда раздался знакомый звонок и входил лакей, неслышно скользя по ковру гостиной, с докладом об его приезде, tante Lise встречала моего жениха с любезной улыбкой. И она сумела оценить этого прекрасного человека и верила, что я, ее племянница, буду счастлива с ним.

Оставшись наедине с Сергеем, мы говорили без умолку и большею частью о нашем будущем журнале, о нашем "детище", как он называл его. Он, увлекающийся и вечно забегающий вперед, с присущей ему богатой дозой фантазии, видел свое издание как бы существующим на самом деле и старался представить его мне возможно нагляднее и яснее.

Но я ничего не понимала. Я слушала нежные звуки его голоса, любовалась его нервным, взволнованным лицом, и была счастлива, как никогда в моей жизни, и чуть не плача, отрывалась от наших бесед, когда Варенька приходила звать меня к примерке неизбежного в таких случаях приданого.

Взволнованная, радостная бежала я к м-ме Люси, толстой француженке с вычурною прической.

— En voici des echantillons de la robe de chambre, mademoiselle. Le quel en preferet vous?[7] — с самою обворожительною улыбкою предлагала она мне кусочки тканей нежнейших голубых и розовых оттенков.

В другое время я ужаснулась бы при виде этих светлых бросающихся в глаза тряпок. Голубое или розовое matine для меня, Таси Горяниной, с моим некрасивым лицом! Но теперь мне было как-то безразлично до всего, что не касалось моего счастья.

"Ведь если он любит меня, — думалось мне, — то уж во всяком случае, не за мою внешность. И буду я лучше или хуже того, чем я есть, он отнесся бы ко мне с одинаковым участием и добротою".

Я торопливо примеривала шерстяные и шелковые лифы, почти не замечая того, что на меня надевали, горя желанием покончить возможно скорее со всем этим неизбежным злом и возвратиться туда, в мою уютную маленькую гостиную, где он меня ждал, ходя из угла в угол своими легкими шагами.

— Ну, что, покончили с важными делами? — шутя встречал он меня.

— Скучно это! — жаловалась я.

— Но неизбежно! Что делать! Нам не пересоздать старых привычек, накопившихся за сотни лет.

Свадьбу назначили на последние дни масленицы, потому что Сергей хотел познакомить меня с деревенскою весною у себя в имении, куда мы должны были уехать после венца.