Дурные приметы

— И делаю это сознательно, — спокойно, негромко сказал Евлентьев, неотрывно глядя на астры, стоящие в цинковых ведрах. Чтобы цветы не высыхали на солнце, торговки кое-где накрывали их влажной марлей. Но и сквозь марлю пробивалось фиолетовое свечение, оно было видно даже на расстоянии, даже сквозь запыленное стекло машины.

— Значит, так, старик... Не буду темнить, — произнес Самохин необязательные слова, но, похоже, не мог он вот так сразу выложить главное.

Евлентьев молчал, полагая, что все вступительное произнесено и теперь ему остается только ждать, когда же наконец Самохин решится.

— Говори, я слушаю, — обронил он.

— Надо, старик, хлопнуть одну сволочь, — сказал Самохин, опасливо покосившись на Евлентьева.

— Хлопнуть — это как?

— Замочить.

— То есть убить?

— Да, старик, да. Убить.

— Это тот же самый, которому я по окнам палил?

— Другой.

— И много их у тебя?

— Кого много? — не понял Самохин.

— Много ли у тебя приятелей, которых надо хлопнуть?

— Мне он не приятель.

— Враг?

— Да, можно и так сказать.

— Отъявленный и давний? — спросил Евлентьев.

— Это такое дерьмо, такое дерьмо... Свет не видел хуже.

— Обижает тебя?

— Он всех обижает! И тебя тоже, кстати!

— А почему кстати?

— Ты хочешь знать о нем всю подноготную?

— Не хочу, Гена, послушай... О таких вещах мы не договаривались. Я, конечно, понимал, что рано или поздно мы с тобой упремся во что-то похожее... Но так круто... Ты меня переоцениваешь, Гена, — Евлентьев повернулся и в упор посмотрел на Самохина. — Я тебя подведу.

— Его надо хлопнуть, другого выхода просто нет, — повторил Самохин без выражения, повторил, глядя в пространство, похоже, просто заполненное этим отвратительным типом, которого он собирался убрать, чтобы снова видеть просторное небо, синеву поднебесья, белизну облаков. — Его надо замочить. И я готов тебе сразу отвалить десять тысяч долларов.

Услышав предложение Самохина, Евлентьев встревожился. Да, он ожидал чего-то похожего, но такое... До этого он в своих предположениях не доходил. Он понимал, что отказать Самохину будет тяжело, тот всегда может напомнить о деньгах. Но, с другой стороны, он сделал все, о чем Самохин его просил, он перед ним чист. А если уж станет совсем невмоготу, можно поторговаться, кое-что вернуть, а можно и просто послать своего старого друга подальше.

Однако после того, как Самохин назвал цену, Евлентьев немного успокоился, он даже почувствовал некоторое превосходство. И было еще одно, еле уловимое чувство, где-то в самых затаенных уголках евлентьевской души забрезжил просвет.

Евлентьев и сам не смог объяснить, что именно в нем возникло, но, не зная еще сути зарождающегося решения, он понял, что не отвергнет предложения.

Слова, которые он произнес, были неожиданными и для него самого.

— Гена. Во-первых, десять тысяч — это несерьезно. Я немного знаком с расценками. В доме отдыха, куда ты запихнул меня однажды, нам о многом говорили...

— Сколько ты хочешь?

— Я о другом... Это известный человек?

— Он широко известен в узких кругах. Ты никогда о нем не слышал. Могу назвать... Назвать?

— Не надо.

— Могу дать аванс.

— Не надо.

— Если хочешь, вообще расплачусь вперед!

— Нет, Гена, нет. Скажи... Все это дело затеял ты один?

Самохин промолчал.

— Сколько вас? — спросил Евлентьев.

— Несколько.

— И все обо мне знают?

— О тебе не знает никто. Потому что я прекрасно понимаю — это единственный шанс уцелеть мне самому.

— А у меня такой шанс есть? — спросил Евлентьев, глядя на астры у входа в метро.

— Да.

— Не понял? — Евлентьев повернулся к Самохину-В каком смысле да? Если я убегу от органов, то я не убегу от тебя, от твоих приятелей, которые так обиделись на несчастного... Как там его?

Самохин долго молчал, барабанил пальцами по приборной доске, сопел, показывая, как он обижен оскорбительным предположением Евлентьева.

— Значит, так, старик, — наконец произнес он. — Может быть, это покажется тебе слишком уж зловещим, но дело в том... Дело в том, что если все кончится хорошо... Если все кончится хорошо...

— То ты подберешь мне еще одну сволочь?

— Можно и так сказать. Поэтому и я, и остальные ребята очень заинтересованы в том, чтобы у тебя все получилось чисто и гладко. Не надо, старик, меня подозревать... Мы с тобой крепко завязаны. Если начнется следствие, они в первый же день установят наше с тобой общее прошлое... Соседство, учеба, девочки...

Даже если они ничего не докажут, я буду замаран и навсегда вычеркнут из нашего списка.

— Из какого такого списка? — настороженно спросил Евлентьев, опасливо покосившись на Самохина.