Евлентьев посмотрел на часы — до отхода его электрички оставалось двадцать минут. Этого было вполне достаточно, ему хватило бы и пятнадцати. И он, не задерживаясь больше, неспешно зашагал к Белорусскому вокзалу.
— Счастливой охоты! — крикнул ему один из автоматчиков.
Евлентьев вздрогнул, оглянулся, и только тогда до него дошло — ничего опасного в пожелании не было. Он помахал автоматчику рукой, дескать, понял, спасибо. Надвинул шапочку на глаза, поднял куцый воротник куртки. Улица была пустой, только возле казино уже суетились два дворника, убирая отходы ночной жизни.
Электричка стояла на шестой платформе — гулкая, холодная, с раскрытыми дверями и опущенными щупами. Платформа была пустой, разве что десяток таких же, как он, грибников, заспанных и продрогших, торопливо шли к вагонам. Евлентьеву нужен был первый, и он, бросив взгляд на часы, размеренно пошел к голове состава. Пока шел, в электричке начала пробуждаться жизнь — что-то зашипело, со скрежетом распрямились железные суставы щупов и коснулись мокрых проводов. С легким треском пробежали искорки, загудели моторы под вагонами, и Евлентьев невольно прибавил шагу, хотя знал, что время у него еще есть.
В первом вагоне сидело человек двадцать, почти все грибники. Ехали компаниями, открывали бутылки, доставали из корзин припасенную еду, шутили, громко хохотали. Многим неважно было, найдут ли грибы, бывают ли вообще грибы в это время года, — праздник начался.
Евлентьев выбрал пустое купе, сел к окну лицом по ходу поезда, вжался в угол и надвинул шапочку на глаза. Не хотел он приглашения в компании, нельзя ему было сегодня выпить ни единого глотка водки. Подходили пассажиры, рассаживались.
Постепенно заполнилось и его купе. Евлентьев никого не видел, и его никто не видел, шапочка скрывала лицо. Корзинка стояла у него на коленях, он сложил на нее руки и сделал вид, что задремал.
Но сна не было.
Не чувствовал он и волнения, тревоги, беспокойства. Пришло ощущение, что он действительно ехал за грибами и ничто другое его не интересовало. Он даже не заметил, как тронулся состав, и обратил внимание на пассажиров, лишь когда электричка остановилась на Беговой. Из метро вытекал мощный поток новых грибников. Теперь уже стояли в проходе, курильщики толпились в тамбуре, а те, кто сел на Белорусском вокзале и успел устроиться на скамьях, чувствовали себя счастливыми. Прислушавшись к разговорам, Евлентьев убедился, что это был самый обычный грибной треп — где брали белые, когда отошли лисички, стоит ли собирать сыроежки...
Он заснул, едва электричка миновала Одинцово, а проснулся, когда она подходила к Голицыну. Грибников за это время еще прибыло, и теперь в проходе стояла плотная сдавленная толпа. Окна на противоположной стороне вагона уже были залиты солнцем, и Евлентьев даже похвалил себя за предусмотрительность — солнце било пассажирам в глаза, и они вертелись, закрывали лица козырьками, темными очками и чувствовали себя не столь уютно, как Евлентьев.
После Голицына вагон начал постепенно освобождаться, а к платформе Часцовской уже появились свободные места. Вместе с Евлентьевым вышло еще человек десять, и все тут же деловито зашагали к лесу — у каждого было заветное место, каждый опасался, что за ним увяжутся грибники, бестолковые и суетные.
К опушке леса, за которой простирался поселок «новых русских», Евлентьев вышел в начале восьмого. Его пятнистая десантная куртка позволяла остановиться в березовых зарослях, оставаясь почти незаметным. Он быстро нашел крышу дома нужного ему отвратительного банкира и приготовился ждать.
Где-то за спиной шуршали грибники, бегали дети, родители суматошно их разыскивали, кричали, стараясь наполнить голоса строгостью и гневом. Сидеть в неподвижности показалось Евлентьеву подозрительным, он встал и принялся расхаживать вдоль опушки, поглядывая время от времени на громадный кирпичный дом, который уже светился в лучах осеннего солнца. И тут он с удивлением обнаружил, что ему начали попадаться грибы. Сначала он принял их было за поганки, но когда присел и тронул рукой шляпку, то почувствовал твердую упругость белого гриба. Они росли на одном пригорке, штук семь, наверное. Когда Евлентьев обшарил все вокруг и нашел еще пять белых, дно его корзинки оказалось закрытым. Ему нестерпимо захотелось похвастаться удачей, но он благоразумно уходил от прямых встреч с возбужденно шарящими по лесу грибниками.
Бросив очередной взгляд в сторону дома, он увидел, что из калитки, украшенной коваными кружевами, выходят трое. Один был пониже, более щуплый, двое других выглядели явно крупнее, держались чуть сзади. Хотя все были с корзинками, Евлентьев понял, что эти двое — охранники. И он медленно двинулся навстречу этой троице.