Дурочка (Ожидание гусеницы)

— И доказать свою непричастность сможешь?

Раков подумал, вспомнил, как передал Таисии упакованный нож Санитара и кивнул — он был уверен в его сохранности. Полковник выпрямился.

— Скажу без выводов, я этим вопросом специально не занимался. С ноября прошлого года солнцевские подвязались достать какую-то дорогую антикварную вещицу для одного олигарха. На него, как я знаю, сначала вышел сотрудник Третьяковки Чарушин. Я уверен — у искусствоведа этой вещицы не было, он просто знал, где ее найти. После их общения наш банкир — аптекарь-владелец-газет-и-пароходов, естественно, понял, что имеет дело с лохом. И решил привлечь более серьезных людей. Он готов выложить за вещицу огромную сумму, и для бандитов интересней ее выкрасть и продать ему через подставное лицо, чем просто найти владельца, уговорить его и иметь всего лишь процент посредников при законной продаже.

— Что коллекционирует этот… человек? — спросил Раков.

— Все! — воскликнул полковник. — В том и проблема — все подряд. С бессмысленной хищностью нувориша.

— Ладно… — лейтенант устало закрыл глаза. — Я так понимаю, что ваше предложение мы будем обсуждать после операции. Когда вы точно будете знать — инвалид я, или нет.

— Если ты согласен, можно и сейчас. Я абсолютно уверен в положительном результате операции, и поэтому взял с собой два постановления — на повышение лейтенанта Ракова в звании. И — перевод тебя в другой отдел.

— Повышение в звании? У меня теперь еще и слуховые галлюцинации… За что?

— Ну как же… — довольный произведенным эффектом полковник, прошелся перед кроватью, улыбаясь. — За успехи в борьбе с бандитизмом. Как-никак, а трое весьма нехороших граждан, двое из которых в момент убийства находились в розыске, убиты. Правда, при невыясненных обстоятельствах…

— Почему вы уверены, что операция поможет? — слабо улыбнулся в ответ Раков.

— Что, совсем не в курсе? Твоя теща оплатит самого дорогого нейрохирурга в мире.

— Лукреция?.. — удивился лейтенант.

— Я же говорил — ты всем нравишься.

Перед операцией Раков потребовал привести к нему жену. Он хотел попрощаться на всякий случай, заготовил целую речь, но…

Аглая вошла в палату стремительно, стала у кровати на колени и легла щекой на руку мужа.

— Аглая Добрынична, я хочу вам сказать… это важно. Не знаю, увижу ли вас еще. Вдруг, я ослепну…

— Это совсем не важно, — перебила Аглая. — Вы сможете меня ощупать в любое время, — улыбнулась она, сведя на нет серьезность момента.

— Или умру… — продолжил Раков уже без пафоса.

— Вы не умрете, потому что мама заплатила много денег доктору, который вскрывает черепа. Он все сделает аккуратно и правильно, — уверенно заявила Аглая.

— Что, очень много?

— Очень! — подалась к его лицу Аглая, понизив голос. — Тех, что лежат в сбербанке могло не хватить, поэтому я сразу предложила взять у меня из шкатулки. Мы взяли два камушка из яйца с птичкой, и Туся сказала, что такие камушки уговорят кого угодно.

— Яйцо в птичке… или птичка — в яйце… — пробормотал Раков, перебирая ее волосы. — С камушками…

— Птичка сверху. Она золотая, а яйцо зеленое и открывается.

— Что ты сказала?.. — прошептал изменившийся в лице Раков.

— Моя шкатулка, в которой я держу сокровища. Там было восемнадцать камушков. По одному на каждый день рождения, пока не стану совсем взрослой. А теперь — шестнадцать. Мне опять шестнадцать лет!

— Аглая, ты… вы говорили кому-нибудь об этом яйце? — взволнованно прошептал Раков. — Кому-нибудь постороннему?

— Мне нельзя разговаривать с посторонними, — строго заметила Аглая. — Но я написала письмо. Помните, вы еще в тот день возили меня и Нашу Ташу в город. Я заплатила за свет и газ, а потом на почте написала письмо.

— Письмо?.. Кому?!

— Моему отцу.

— И что вы написали?.. — затрясло Ракова.

— Я написала: — «Здравствуй, Добрыня. У тебя есть дочь, ей уже восемнадцать раз дарили по маленькому прозрачному камушку. Она хранит их в яйце. Яйцо стоит на подставке, оно открывается и очень красивое — зеленое с крошечной золотой птичкой наверху. Какого цвета твои глаза и волосы?» Наша Таша сказала добавить отчество — «Никитовичу», и фамилию — «Васнецову». Я до этого не знала, что у него такая фамилия.

— Адрес… какой? — прошептал Раков.

— Лаврушенский переулок, дом 10… — вспоминая, Аглая «писала» в воздухе пальцем. — «Отдел русской живописи Х — палочка — Х — века». Это Наша Таша сама написала, а я написала обратный адрес, который был у меня в паспорте на штампе.

— Вы когда-нибудь видели этого человека? В смысле — своего отца?

Аглая загадочно улыбнулась.

— Которого из трех? Недавно узнала от мамы, что Добрыня Никитич Васнецов — это псевдоним трех кандидатов на мое отцовство. Они с Нашей Ташей придумали так записать в свидетельстве о рождении. Чтобы не ставить прочерк, где указывается отец.

— Псевдоним?.. Что еще за ерунда?

— Это не ерунда. Вы видели картину «Три богатыря»?

— Аглая, умоляю, говорите по делу, я и так ничего не понимаю!