Душа

Мне необходимо побыть одной. Я оставляю пресс-секретаря-робота и уезжаю в гостиницу. Здесь я расслабляюсь, принимаю ванну, и у меня есть часок, чтобы вздремнуть. Я засыпаю. Просыпаюсь от странного ощущения, что моё тело как будто плывёт по волнам. Его растягивает в стороны в зависимости от волны. Это длится, как мне кажется, минуту, пока я перехожу от сна к бодрствованию. Мне нравится эта тягучесть, и это очень необычно. Когда я окончательно просыпаюсь и, помня ощущения, вспоминаю слова Патрика, что сон – это переход в другой мир, так же, как и смерть. Если это верно, то, что я ощутила, будучи в полусне, и есть переход. Я знаю, что существуют осознанные сны и бессознательные. Об этом мне говорила подруга психолог. Если сейчас у меня был осознанный сон, то, значит, я осознавала свои ощущения, просыпаясь. И это было перемещение. Обычно я просыпаюсь быстро и не осознаю этот переход. А сейчас, под впечатлением от нового знакомства, обсуждения чудес и других миров, со мной произошла это невероятная метаморфоза. Я быстро привожу себя в порядок после сна. Принимаю душ, наношу лёгкий нюдовый макияж, надеваю глухое платье в пол, шляпку, вуаль. Как раз успеваю ко времени, когда в номер стучится белл-бой с приглашением спуститься к автомобилю. Вскоре машина подвозит меня к ограде, за которой виден лес из фиников. Я прохожу через калитку и иду по дорожке. Поют птицы, в воздухе аромат и свежесть. Даже жаркий воздух здесь не так ощутим, как в городе. Моему взору открывается прекрасный сад из роз, окружающий двухэтажный особняк с колоннами и балконами. Большие витражные окна на первом этаже придают ему величественный вид. Мне навстречу выходит Патрик.

– Прошу прощения, что сам не смог заехать за вами. Помимо скульптуры я занят делами. Я представляю здесь филиал института и руковожу обучением студентов.

– Здесь очень красиво и так много фиников! А вот ещё и абрикос, и шелковица. А сколько роз! Потрясающе.

Я наклоняюсь над красной розой и вдыхаю её запах. Патрик наблюдает за мной. Розовая роза пахнет немного по-другому, но также изумительно. А вот белая и коралловая розы. У всех разный аромат.

– Мне больше всего нравится запах коралловой. Он напоминает мне карамель и детство.

– Я рад, что вам нравится. Моя мама всегда мечтала иметь сад из роз. Отец всё сделал для осуществления её мечты. И этот дом, и парк из фиников. Жаль, что он умер.

– Сочувствую, – я поднимаю голову и с состраданием смотрю на Патрика.

Мне хочется сказать, что я понимаю, как это, жить без близких людей. Ведь я всю жизнь прожила без мамы, её заменила бабушка в первые пять лет моей жизни. И даже её я не помню. Мой отец пока жив и поддерживает меня. Но слова застряли у меня в горле, и я ничего не смогла сказать.

– Прошу в дом. Спасибо, что согласились приехать к нам в гости. Это большая честь для нас.

– Да что вы! Я обычная художница, – скромно отвечаю я, опуская глаза.

– Для меня вы… Не буду повторяться, что во сне увидел вас и создал скульптуру, которой не перестаю любоваться.

Мы заходим в дом. Стеклянные и хрустальные люстры под потолком тяжестью нависают над полом. Кажется, вот-вот упадут и рассыплются искрящимися брызгами. Мать Патрика с лучезарной улыбкой выходит нам навстречу. Я украдкой щиплю себя, чтобы убедиться, что это не сон, и я не в раю, что я в реальном мире.

– Как я рада снова видеть вас! – приветствует меня она.

– Взаимно! У вас здесь так прекрасно, – восхищаюсь я.

Мы проходим сквозь большой зал, вдоль стен которого стоят диванчики и мягкие пуфики, в столовую. Все комнаты очень большие, просторные и светлые. В столовой сервирован стол на три персоны. Мы садимся и в неторопливой беседе приступаем к ужину.

– Вы знаете, Ева, когда-то в молодости мы приходили в гости к семье, которая обратилась к моему мужу, – он доктор, – за помощью. По невероятной случайности та девочка должна была родиться в один день с нашим Патриком, и её звали Ева.

– А родителей девочки как звали? – спрашиваю я между прочим.

– Не помню, честное слово, не помню! – мать Патрика хмурится, пытаясь достать из памяти давно ушедшие события. – Это же было так давно. Кажется, у девочки не было матери. Только отец и бабушка.

У меня внутри как будто всё оборвалось, и я даже откладываю приборы в сторону.

– Что с вами, Ева? – Патрик замечает моё необычное волнение.

– Меня воспитывал один отец. Бабушка помогала, пока была жива. Всё очень сходится…

– Что вы имеете в виду? – Патрик наклоняется в мою сторону и тоже откладывает приборы.

– Мне отец рассказывал, что у нас есть дальние-дальние предки, которых звали Ева и Патрик. Они были мужем и женой и усыновили двенадцать детей. От них мы и пошли. Мы никогда не общались ни с кем из родственников, по сути, они и не являются таковыми. Это было очень давно, много поколений сменилось. Мы с отцом посчитали, – это примерно триста лет. Моего отца назвали в честь одного из их усыновлённых детей Амиром. Запомнились эти Ева и Патрик, потому что они проводили какой-то эксперимент с душой.

– Ох!.. – мать Патрика роняет бокал на пол и без сознания оседает на стуле.