Душа

Она уже не слушала их. Она слушала себя… Нечто еще никогда не испытанное… Такое чувство, будто ты уже дошел до последнего рубежа жизни. Не то, чтобы она ощущала, что умирает, но за этим рубежом все лишь повторение. Гоняться за одним и тем же, испытывать все те же трудности, надеяться, как прежде, и, как прежде, оставаться все на той же точке. Глупо, как автомат, сказал бы Кристо. Подводишь последнюю черту, будущий итог: тут отсрочек не бывает, продолжения не следует. Остается одно – ждать, как у зубного врача. Все равно сядешь в кресло, это уж верно. До того верно, что нет ничего вернее.

Малыш заснул на стуле, и его увели. Натали не могла уйти прежде своих гостей, хотя бы потому, что она поднималась с места только при самых-самых близких.

Они разошлись после часа ночи… Друзья. Дорогие вы мои друзья!

XXXVI. Душа-фантом

Вскоре после дня своего рождения Натали объявила Луиджи, что предпочитает работать в постели. Нет, чувствует она себя не хуже, чем обычно, нет, просто ей так удобнее: ей будет лучше работаться и, кроме того, можно будет никого не принимать. А то люди привыкли заходить к ней, как в кафе. Даже Кристо не пускать? Даже Кристо.

Перед тем, как Натали окончательно заперлась в своей спальне, Дениза Луазель успела сообщить ей добрую весть: они нашли квартиру! Один бог знает, сколько времени ушло на поиски… А теперь, когда появится новый жилец, это просто необходимо, они и так живут в тесноте. Миньона ни одного вечера не сидит дома, потому что не может пригласить к себе друзей… Кристо, который по-прежнему ютится за шкафом в передней, убегает в подвал к Луиджи, у него нет ни своего угла, где бы он мог работать, ни покоя… Малыш с каждым днем становится все неистовее. Он буквально свел домашних с ума, того гляди разнесет все вокруг, прямо какой-то одержимый… Ничего не поделаешь, потребность в движении, надо же ему как-то расходовать свою энергию… Не знает ли Натали?… Что? Квартиру? Но вы ведь уже нашли квартиру? Да, но это еще не наверняка, они нашли вполне подходящую квартиру, что верно, то верно! Продается она в кредит, но слишком дорого и слишком многие на нее зарятся. Может, у Натали есть на примете квартира? Дениза, вы принимаете меня, очевидно, за господа бога! Но ведь нашла же она комнату для Оливье… Это совсем другое дело… Денизе хотелось бы снять квартиру побольше, чтобы и Оливье мог жить дома, хотя с новорожденным… Он не может слышать детского крика, особенно ночами. А эта квартира, о которой она говорит, находится в новом доме, фактически где-то на окраине Парижа, у черта на куличках. Решать надо быстрее, если только они хотят переехать до рождения ребенка. Да, раз уж так случилось, она предпочла бы дочку. Дениза для приличия вздохнула… как все-таки неразумно… пятый ребенок! После стольких лет! Но она обожает малышей! И она прищурилась: совсем как Кристо! А Натали думала: «Конец, у меня отбирают Кристо. На сей раз это бесповоротно…»

Дениза ушла, а Натали вошла в спальню, разделась, легла в постель… И больше не подымалась.

Когда Мишетта или Луиджи входили к ней, она делала вид, что работает; а оставшись одна, неподвижно лежала, глядя в окно на деревья, на флигель, стоящий напротив, на ступеньки крыльца, на глухую стену. Она попросила Луиджи ночевать в столовой и объяснила, что боится его разбудить и сама поэтому будет спать плохо. А чтобы ей не быть ночью одной, пусть поставят на стол, напротив постели, картину Кристо. Выключатель под рукой, зажечь прожектор нетрудно, так что в любую минуту она может включить его «Душу».

Ночи безумные, ночи бессонные!… Такие ночи проводила Натали, глядя на ту, другую Натали, на картине, на ее руки, заключающие в объятия весь мир, друзей с их дарами, Луиджи, лобызающего ее босую ногу… Стрелка циферблата посредине солнечного диска двигалась медленно, как растет трава, но время все-таки шло, и его приходилось скашивать, как слишком высокую траву. Звонили башенные часы, и еще один час падал в вечность. Натали выключала картину только потому, что боялась испортить механизм. «Да нет, – успокаивал ее Луиджи, – он прочный, он не износится, это работа Марселя. И потом, ведь мы же все тут рядом, мы тебе его в любую минуту починим». Возможно… Вокруг нее врачей тоже было много, но нет ни одного столь искусного, который мог бы починить ее, Натали. Врачей она к себе не пускала, одного ей хотелось – покоя. Луиджи делал все, что мог, умолял, возмущался… Но настоять на своем – значило оторваться друг от друга, поэтому он и исполнял желания Натали. Ей давали успокоительные средства, а при болях Мишетта сама делала ей уколы.

И Натали продолжала притворяться, а если ее заставали в спальне, когда она, бессильно уронив руки, лежала в темноте, она говорила извиняющимся тоном: «Я заснула, очевидно, немножко устала»… Луиджи и Мишетта удалялись на цыпочках, не зажигая света.