Душа архонта

Палач, оставшийся без работы, толкнул Ханлейта коленом в плечо. Хан поднялся, одновременно оглушенный и очень счастливый, потирая онемевшее горло окровавленными пальцами. «Меня помиловали?!» Какая невероятная мысль! Зрение выделывало странные шутки, раскачивая помост под ногами. Три ступени вниз. Как прекрасна жизнь!

— Отведите его в верхние камеры, — раздался резкий голос Айворта.

Ханлейта проводили в комнату с окном и деревянной лавкой — роскошью, недоступной в подземных казематах. Вскоре вошел Айворт ланн Айдан и закрыл за собой дверь. Он помолчал, смотря на Хана с непонятной жалостью.

— Я торопился соблюсти все формальности и лишить тебя жизни в максимально короткий срок, Кеннир. Я надеялся, что известие о подмене сферы не успеет достичь Аверны, но я опоздал: Император написал о своем желании лично видеть Хранителя-предателя. Я был близок к тому, чтобы ослушаться.

— Я было подумал, вы отменили казнь, поняв и приняв мои действия…

— Не считай меня глупцом, я тебя отлично понял. И принял твои действия, как пощечину ордену Хранителей, которого больше нет. Я вынужден убивать воинов, подобных тебе, способных думать и действовать, и оставлять подле себя истинных предателей, за подачки или из страха готовых служить кому угодно. Ты поедешь в Аверну, а я буду молиться всем богам, чтобы твои страдания поскорее завершились. Не радуйся отсрочке, Ханлейт.

«Значит, меня ждут застенки Аверны, где убивают не только тела, но и души…» — открылась Хану страшная истина, — «но я умру не сейчас! Сегодня я буду жить, а еще завтра и послезавтра. Каждый день и каждая ночь будут для меня новой надеждой!»

— Я не настолько мудр, советник, чтобы перестать радоваться.

— Ты просто молод, Кеннир. Что у тебя с рукой?

— Порезался.

— Об одержимую — мага крови?

— Ее зовут Фиона.

— У них нет имен, Хранитель. И нет чувств, как и мыслей.

— Неправда.

Айворт растворил дверь и кивнул кому-то в коридоре. Фиона вошла внутрь и скромно присела рядом с Ханом.

— Ты терпишь ее эманации или не чувствителен?

— К ним можно привыкнуть. И… мне кажется, что она начала меняться.

— Я здесь. Я не вещь. Я все слышу! — сказала Фиона, сверкнув глазами на Айворта.

— Невероятно. Если бы эльфа казнили, ты бы расстроилась? — обратился он к одержимой.

— Нет, не расстроилась бы. Я бы сама немножко умерла.

— Ваша мудрость способна объяснить такой ответ, советник Айворт? — спросил Хан.

Фиона взяла руки эльфа в свои и сжала края порезов, заживляя их.

— Она поедет в Аверну вместе с тобой, Ханлейт. Это — самое большее, что я могу для тебя сделать, — решил Айворт ланн Айдан.

Хан и Фиона покинули Эвенберг на следующий день.

Маятник

Амаранта очнулась в кромешной тьме. «Я умерла. Меня убил Мастер», — вспомнила она. В могиле пахло как и положено — сыростью и немного плесенью. Ритмично поскрипывая, у лица двигалось что-то большое, создавая завихрения воздуха. Вправо и влево, вправо и влево… А тело, проткнутое стрелой, болело и после смерти. От холодной поверхности камня онемели лопатки, ноги придавил мягкий, но тяжелый груз, а руки, раскинутые в стороны, надежно удерживались шершавыми веревками. Моран хотела приподняться на локтях и почувствовала шелковую удавку на своем горле.

— Есть здесь кто? — хрипло спросила она у темноты, осознав, что жива.

Ответа не последовало, только поскрипывал несмазанный механизм неведомой пытки. Моран стало страшно, как никогда в жизни. «Мне знакомо это подземелье: оно из жуткого сна о демоне, притащившем меня в Галадэн! Я снова сплю?» Амаранта задергалась в попытке освободиться, а механизм, словно в отместку, заскрипел сильнее. Невидимая угроза качалась над грудью, она казалась тяжелой, огромной, возможно — острой… Задыхаясь от приступа паники, Моран позвала на помощь. Но кого? Пусть Хан не придет, но услышит ее, узнает в какую беду она попала! «Ханлейта казнили», — жестоко подсказала память.

— Астарот, ты здесь? Ты всегда приходил, когда я звала! — зашептала Амаранта, борясь со спазмом, сжимающим горло, — отверженные да присягнут тебе! Ну где же ты?!

Но и демон ее не услышал. Отчаявшись, Моран лежала тихо, прислушиваясь к ноющей боли в ране. Изредка от внешних уголков ее глаз скатывались слезинки и мочили распущенные волосы. Прошло несколько часов, прежде чем послышались шаги. Они прозвучали глухо, как сквозь стену. Растворилась невидимая Амаранте дверь, и в подземелье несмело проник желтый свет лампы.

Моран увидела маятник в форме перевернутой острием вниз алебарды, качающийся над ее телом. Орудие пытки было подвешено на три металлических троса: центральный терялся в бездонной темноте круглого отверстия, похожего на колодец, а два других, закрепленных за концы маятника, отводились к блокам на потолке. Они поддерживали движение механизма в одной плоскости. Скрипели боковые тросы, то вправо, то влево подтягивая смертоносное лезвие. Галар обошел опасную конструкцию и поставил лампу на пол.

— Как я рад видеть тебя живой, дорогая!

— Останови его! — вскрикнула Моран, с ужасом глядя на тяжелое лезвие, — оно разрубит меня пополам!