ДУША БЕССМЕРТНА

Ленька оглянулся, школа осталась далеко. Он очутился у самой железнодорожной линии. А здорово он деру дал! От уколов-то…

Морозило крепко. Поселок весь заиндевел. Над вокзалом отпыхивался маневровый паровозик, клубился белый пар. Мглистое небо краснело с одной стороны. Душа Леньки слегка побаливала: теперь верняком к директору вызовут. Либо турнут на уколы одного, прямо в больницу. И чтобы заглушить тревогу, он опять спел про сербиянку. На стеклозавод, что ли, сбегать? Ленька подбежал к забору стеклозавода, подобрал из-под ног пустой спичечный коробок. Делать тут было нечего, Клаву и тетю Нину все равно не увидишь, работают до шести. Они выдувают из стекла толстые фляги, говорят, для красноармейцев и партизан. Ленька еще ни разу не видел, как это делается. Он остановился у проходной будки и заглянул в окно. В будке, видимо, было тепло, окошко совсем не замерзло. У окна на скамейке сидел сторож, он завернул в газетку кусок горбушки и спрятал в тулуп.

— Дяденька, дай хлебца!

Сторож поглядел, встал. Хлопнула дверь, и Ленька стремглав отскочил подальше. Сторож стоял в проходе, большой, в тулупе. «Не даст!» — решил Ленька. Но сторож неожиданно подозвал мальчика:

— Иди, иди сюда, пацан!

Ленька подошел. Сторож — это был старый морщинистый дядька— достал вдруг газетку, развернул, осторожно разломил горбушку и подал одну половину Леньке. Ленька, не веря глазам, взял и — бежать от радости.

— Спасибо, дяденька! — издали догадался крикнуть он. Но сторожа уже не было. Пока Ленька раздумывал о том, что надо бы половину принести домой и дать Ване, кусок был съеден. И вот, чтобы не мучила совесть, опять пришлось петь частушку.

Да, но куда сейчас? Ваня, наверное, уже дома. Потому что когда уколы, то всегда последних уроков не бывает. Его, наверно, уже ломает, Ленька знает, каково бывает к вечеру после уколов. Голова так разбаливается, что хуже нельзя. И знобит. Вот его, Леньку, не будет знобить и спина осталась целая.

Сербиянка, сербиянка…

Ленька подул в замерзшие кулаки, у него не было рукавиц. У железнодорожных пакгаузов сегодня ни одной подводы. Круглый конский помет замерз, стал как каменный. Ленька долго пинал один катыш, оступился и подошел к складу сельхозснаба. Склад стоял на столбах. Маленьким под него вполне можно подлезть, а Ленька знал, где имелась ломаная половица. Прошлый раз там прямо на землю насыпалось льняного жмыху — вот бы и сейчас! Ленька насобирал бы и принес Ване, затопили бы печку, нажарили бы. Нет, сперва бы подмели в комнате, вычистили бы ламповое стекло и зажгли лампу. Клава с тетей Ниной пришли бы с работы и не узнали квартиру: все так чисто, светло и тепло. А они с Ваней спрятались бы за сундук, а после — р-раз. И выскочили бы.

Ленька оглянулся. Нигде никого не было. Только прошумел новый состав и вдалеке стрелочница обметала и чистила от снега свою стрелку. Ленька, замирая от страха, полез под склад. Ничего не было на земле, хоть бы одна крупинка! Ленька, ни о чем не думая, просунул руку в щель, около сломанной половицы. Там внутри он нащупал что-то твердое и вытащил: «Жмых!» Большая рубчатая плитка спрессованного льняного жмыха еле уместилась в сумку, пришлось вытащить хрестоматию и нести так, Ленька вылез из-под склада и припустил домой.

— Эх, Ванча, не мог убежать! — хлопотал он около своего друга. Ваня даже почернел за это время. Он сидел у холодной чугунной печки в пальто и в шапке. Сидел и дрожал, сидел и дрожал. Губы у него были совсем синие.

— Больно?

— Ихы, — кивнул Ваня.

— Надо бы физкультуру. Раскрутил бы руку-то в воздухе.

Ленька, конечно, понимал, что теперь легко советы давать. У самого-то ничего не болело и температуры не было. Зато болела душа, что-то будет завтра, когда придет в школу.

— П-п-после тебя еще два убежали, — еле выговорил Ваня.

У Леньки отлегло от сердца. Значит, не один! И он принялся наводить порядок в хозяйстве.

— Сичас, сичас! Вот печку затопим, согреешься, — утешал Ленька. — Колобку нажарим, и знай книжку читай!

Ваня, стараясь улыбнуться, стучал зубами Сичас! — Ленька начерпал ковшиком из ведра воды в чайник. — Во морозище! И в ведре ледяшки…

Круглую чугунную печку утром топили, но она остыла. Двери, правда, были обиты коленкором с куделей, но открывались прямо на улицу. Разве дураку какому-нибудь не понятно, отчего такой холод в квартире!