Душа дракона

– Вы думаете о Сандурене? – спросил он, поравнявшись с проводником.

– В смысле о его предложении? Да. Правда, можешь мне поверить. И чем больше думаю, тем больше уверен, что принимать его нельзя. Ты сомневался?

– Мне показалось, что сомневаетесь вы.

Франк выразительно хмыкнул, и Диль задал еще один вопрос:

– Вы правда сожгли бы их?

Он довольно долго молчал, потом буркнул:

– Сжег бы. А потом бы здорово жалел. Не погибших, это мгновенная смерть, они бы и испугаться не успели. Но я бы израсходовал одну из трех оставшихся возможностей воспользоваться обликом дракона. Ну, что еще? Я же вижу, у тебя вопрос просто на языке дрожит.

– Как это укладывается у вас в голове?

– Плохо укладывается, – вздохнул Франк. – Потребность защищать плохо уживается с необходимостью убивать. Иногда я жалею, что драконы не лишены обычных человеческих чувств. И убивать как дракон я вообще не люблю. Очень редко это делаю. Понимаешь почему?

– Слишком неравные силы?

– Умный, – горько усмехнулся Франк. – Да… силы в любом случае неравные, но с мечом в руках я приношу все же не столько смерти, сколько с огнем в глотке. Иллюзия равенства… Ладно, не бери в голову, тебе своих проблем хватает, не стоит грузиться еще и моими.

Диль послушно отстал, и Лири тут же взяла его за руку. Как маленький ребенок папу. С каждым днем она все больше к нему тянулась, а он чувствовал все большую ответственность. Ну смешно! Честное слово, смешно: бродяга чувствует ответственность за принцессу! И чтобы не смеяться, он старался сводить все к обычным мелким заботам: помогал перебираться через завалы, подсовывал кусочки понежнее, ночью ложился рядом, чтобы ей было теплее. И она доверчиво прижималась к нему, почти не обращая внимания на пошлые шуточки Илема.

Сколько угодно можно было гадать, что думает Франк, потому что он своими мыслями не делился, совсем замкнулся в себе и без того неразговорчивый Кай, но не составляло труда понять, что он ищет в себе следы монстра. Ори не думал. Он делал дело, единственное, которое умел, и умел хорошо.

Преследователи не желали отставать. Правда, особенно и не приближались, памятуя об угрозе Франка, но Диль подозревал, что это ненадолго, снова обнаглеют, или Сандурен подберет других, бесстрашных – или безумных, и нападения возобновятся. А передышки в виде города пока не предвиделось.

Илем был больше обычного погружен в себя, но нередко делился своими мыслями. Вроде бы делился с Дилем, потому что пристраивался рядом, но шли они тесной группой, и его слова слышали все. И никто не комментировал. Илем искренне удивлялся: ну неужели не интересно?

Лири иногда не выдерживала, начинала спорить, и Дилю казалось, что она делает это исключительно из чувства противоречия. Из обыкновенной неприязни. Только вот не получалось: Илем так или иначе всегда выходил победителем, просто потому что был старше, опытнее, искушеннее. К тому же его едкие шуточки бесили принцессу, а вот он оставался равнодушен к ее попыткам уязвить. И надо отдать ей должное: девушка была не в пример деликатнее и никогда не упоминала о Силли.

Вина. Грех, который невозможно искупить. Боль, которая не проходит. И самообладание принцессы, загнавшей эту боль так глубоко, что никто ее и не замечал. Илем горячился, обзывал Диля идеалистом, потому что не верил в эту боль и эту вину, а Лири не возражала. И правильно делала.

Дорога становилась труднее. Слишком густой лес, слишком переменчивая погода, дожди, не то чтоб сильные, но утомительные. Одежда не просыхала, в сапогах хлюпало – и хлюпала носом Лири, и Илем заматывал шарфом не шею, а правую руку, кашлял Кай, недовольно ворчал Ори, хотя он меньше всех реагировал на холод. Франк не давал им замерзнуть окончательно, то есть без него наверняка было бы еще хуже, только все равно устал даже Диль. Зато, как ни странно, плечо практически не болело, хоть представления устраивай.

Все. Кончились твои представления, акробат.

А жаль…

* * *

Диль никогда не разбирался в искусстве охоты. Самой серьезной дичью, которую он добывал, были кролики. По разным причинам: и оружия никогда не имел, чтобы, скажем, оленя подстрелить, а если бы и имел, то не стал бы, и опять по нескольким причинам, главная из которых – законопослушность, ведь охота на крупных животных почти везде считалась браконьерством. Правда, за это не вешали уже лет тридцать, но наказывали жестоко, потом месяц сидеть не сможешь. Встречал Диль таких.

В общем, он позволял себе только рыбу ловить, силки ставить или камнем мелочь всякую подбивать. Это не запрещалось, а кое-где даже поощрялось, кролики могли расплодиться настолько, что вредили урожаям. В серьезной охоте он ничего не понимал и недоумевал, завидев большую группу всадников с разнообразным оружием, собаками, загонщиками, рогами и прочим реквизитом.

А сейчас начинал разбираться. С точки зрения дичи.

Их загоняли.