— Остальным — расходись покуда. На закате сберемся, людями их посмотрим, да и решим, как боги укажут!
Зарт первым подошел к старосте и выжидательно посмотрел на свою стаю. Те нерешительно разделились. Пять самок прошли через толпу к дородной женщине, которую и звали Тасей. Щенок побежал за матерью, а самцы последовали за вожаком в дом старосты.
— Да-а-а, — протянула жена старосты, ставя на стол чашку с чаем. — Покидала вас судьбинушка злая.
Зарт, помытый и одетый, сидел за столом, все время подтягивая великоватые ему штаны. Тут же были еще пять оборотней, Дарий, и староста с женой, заботливо подкладывавшей в тарелки мужчин все новые разносолы.
— Вот, Карум, — ткнул пальцем вожак в одного из оборотней, продолжая рассказ. — Айшаков с лошадьми разводил, знатный был кулан, с Империей Таш торговал животными своими, пока с другим кланом не переругался. А на вторую ночь нечистые на стадо напали. Животных угнали, семью убили, а его вот укусили только. Потом он узнал, что лучше бы вообще не ругался с тем кланом, так как это оборотни были, Темному служащие не без радости. Вот с тех пор и бродил по ханству. К поклонникам Темного ему идти не хотелось, на юге, где города построены, и Хан живет — никто его приходу не обрадовался бы. Убили бы — и дело с концом. Так и пришел на Белый перевал, да остался.
— А почто ты один за всех говоришь? — Спросил староста. — Иль речи нашей не знают?
— Да нет, — хмыкнул Зарт. — Все, кто был с нами на перевале, говорят на языке Паларской империи. Специально учились у тех, кто с вашей стороны приходил, и только на нем разговаривали. Это трудно объяснить, просто ваша страна была для нас недостижимой надеждой. Здесь нет культа Темного, много светлых храмов. Каждый из нас в глубине души верил, что однажды боги простят его и он сможет вернуться к людям. Назад в ханство возвращаться было бы глупо, теперь каждый третий кулан возит в хиршаге статуэтку Темного. Вот и… Но, вернусь к тому, почему я говорю за всех. Став волком, сильно меняешься. Сейчас стая молчит, потому что говорит вожак. Так уж у нас принято и ничего тут не поделать. Мои волки не успели обвыкнуться, чувствуют себя неуверенно, потому говорю я.
— Дисциплина — энто, конечно, хорошо. Да токмо, как с людьми уживаться так будете? Сами по себе поселитесь, али среди нас? Могет не получиться, коли всегда один за всех говорит.
— Чуть привыкнут — и все наладится, — отмахнулся вожак. — Об этом не волнуйтесь.
— Где же бабы-то? Долго чейт нету их, — пробормотал староста, но его услышала жена.
— Да ты девок пожалел бы! — огрела она по спине супруга полотенцем. — Сток зверьми дикими шататься — совсем людской вид утратили! Пущай прихорашиваются, али убудет от тебя чего?
— От жжешь, бабы! — в сердцах сплюнул на пол староста. — От веку до веку покоя не знают, коли нам супротив чего сказать не сумеют. У вас, оборотнев, тоже так?
— Наши лютуют, бывает, и посильнее. Женщины, они в душе все волчицы. Даже если мехом не обрастают — на зуб не попадай! — рассмеялся Зарт.
— Зарт, объясни мне кое-что, — подал голос, молча до этого слушавший Дарий. — Ты сказал, вас около пяти тысяч живет на перевале. Как же вас столько уживается в одном месте? Да и с дичью проблема была бы. Я вот пять лет здесь охочусь — а уже приходится отбегать все дальше и дальше, в поисках добычи.
— Я не совсем верно сказал, Хъяран. Мы не жили все на перевале. У каждой стаи своя территория в окружающих горах. Есть свое немудреное хозяйство. Днем мы заботились о своих айшаках. Одевались в шкуры, чтобы солнечный свет не причинял особенной боли, и пасли стада. Лошадей там не вырастить, а вот горного айшака получилось. К ночи вся скотина запиралась в самодельных пещерах так, чтобы волком никто не мог до нее добраться, несколько животных отпускалось ради охоты. Так и жили. К людям не ходили, но и к себе никого не пускали. Сколько существует это поселение и кто придумал такой уклад — не знаю, я пришел к перевалу, когда все уже так и было. Думаю, что так оно и останется после нас. Если Ночная Хозяйка не положила всех под мечи этой ночью. Надеюсь, кто-то да выжил.
Опустившуюся тишину разрушил мерный гул собирающихся крестьян.
— Закат! — стукнул пустой кружкой по столу староста. — Пойдем.