Душа ифрита

— Так странно, — мне надо было срочно сменить тему, чтобы не возвращаться воспоминаниями к тому ужасному дню. — Вроде бы мы должны сражаться, но вместо этого пишем горы отчетов. Порой это кажется настолько бесполезным. Кому нужны все эти условности, когда мы могли заняться чем-то более полезным.

Но Вик на это мне ничего не ответил. Он затих, то ли заснул, то ли о чем-то крепко задумался. Я не могла видеть его лицо, поэтому не понимала в чем причина. Но потом он вдруг со всей силы сжал меня в своих объятьях, так что я чуть не поперхнулась.

— Я рад, что ты тут, — в его шепоте слышались незнакомые мне прежде нотки. — Со мной. Меньше всего мне хотелось бы пережить это все в одиночку. Это, безусловно, эгоистично, но…

Вик снова умолк. Я не понимала, говорит ли он про ситуацию с Катой или о войне. Наверное, обо всем. Порой мне было так сложно его понять.

— Это не эгоистично, — вздохнула я. — Думаю, вполне нормально хотеть разделить свое горе с кем-то еще. Человек просто не может страдать в одиночестве. Я и сама хотела бы иметь рядом с собой такого человека. Вовсе не из злорадства, а лишь чтобы понять, что такое сочувствие.

— Дело не только в этом. Сочувствие — безусловно. Но есть еще кое-что. Мне бы очень хотелось, чтобы рядом был хорошо знакомый мне человек, который бы запомнил меня. И я знаю, что ты определенно запомнишь меня, сколько бы времени ни прошло.

— О чем ты? — не поняла сначала я, но потом до меня дошло, и я резко отодвинулась от него. — Что это значит?

Когда мы встретились взглядами, мне показалось, что Вик выглядит растерянным. Но уже через секунду он снова надел маску непоколебимой уверенности и самомнения.

— Разве ты сможешь забыть кого-то настолько прекрасного, как я?

— Ты идиот, — сухо ответила я.

Вик продолжал сидеть и улыбаться. Но он делал это с какой-то снисходительностью, словно улыбался над тщетными попытками моего мозга найти правду. Он почти всегда делал это наигранно. Я видела его искреннюю улыбку раз или два за все время. Все остальное — не более чем маска, которая приросла к лицу. Но мне удалось понять, что каждый раз, изображая на своем лице такую эмоцию, Вик думал о чем-то другом, слишком далеком, чтобы достичь собеседника.

— Значит, — сделала я вывод. — Ты все-таки переживал из-за того, что я тебе тогда рассказала, о сне.

— Я же говорил тебе, что сны порой всего лишь сны. Ты единственная, кто об этом переживает. Неужели тебя так потрясла возможность того, что я могу умереть? Но это абсолютно глупо и…

— Но ты думал об этом! — я грубо перебила его. — Иначе с чем связаны эти перемены в тебе? Начал вдруг доводить всю работу до конца, говоришь загадками, ведешь себя, как круглый идиот.

— Конечно, думал, — почему-то сразу признал он. — Было бы глупо об этом не подумать после твоих слов. Разве не так? Да и потом, все мы рано или поздно думаем об этом.

— Но все то, что ты делаешь сейчас! Разве это не значит, что ты поверил в возможность подобного? Поверил в мои слова?

— Эл, милая, — при этих словах мое дыхание перехватило. — Ты же знаешь, что я верю тебе, как никому другому, да? Но что касается снов… Ты должна понимать, что я всегда переживаю о том, о чем переживаешь и ты. Для меня это естественно. Поэтому, я просто решил подвести итог того, что я уже сделал. Однажды я задумался «а что, если все действительно так и завтра мой последний день? Что я буду делать тогда? Как я хочу прожить свой последний день?» и всего лишь.

— И поэтому ты принялся бегать как угорелый и приводить в порядок свои отчеты, — пробурчала я себе под нос.

— Не только, — он взял мои ладони и теперь улыбнулся по-настоящему. — Я хочу привести в порядок кое-что еще.

— Вик, сейчас три часа ночи, мы оба очень сильно устали. Ты действительно хочешь поговорить об этом?

— Иначе, какой же из этого дня выйдет «последний день»? Тогда теряется весь смысл.

— Хочешь знать мое мнение на этот счет?

— Конечно, — он, по своему обыкновению, слегка склонил голову набок.

— Ты занимаешься ерундой. В последнее время твое поведение, которое и до того вызывало много вопросов, стало более чем странным. Денис и тот обеспокоился твоим состоянием. Хотя для него ты вообще последний человек на всем белом свете.

— Приятно слышать…

— Но я вижу, что ты серьезно относишься ко всему этому. Стал таким серьезным. Но где все это было раньше, а? Где ты был со своим порядком, когда мне было плохо? Где ты был, когда я металась из стороны в сторону? Но теперь, стоило тебе захотеть, так ты решил привести все в порядок. Но даже если и так, что это тебе даст? Ну, приведешь ты все в порядок, а что дальше? Пойдешь умирать? Специально полезешь под пули? И что прикажешь делать мне? Спокойно на все это смотреть? Смириться и жить дальше?