Душа, именуемая ключом

— Но она написала, что я буду учиться в городе и жить четыре года только летом. Я ее за это время не увижу да? — она вот-вот начнет плакать, сминая край платья в руках.

— Не плачь, я заработаю денег и отвезу тебя туда к маме. Но в школу тебе надо будет ходить, — он понимал, что с накоплений вполне может ее отвезти, но не хочет — она единственная его отрада в этом мире.

— Почему, я не хочу. Мне и тут хорошо.

— Нужно, Александра, нужно. Там ты научишься читать и писать, считать и будешь знать историю. Я уверен, ты со многими подружишься.

— Если я буду ходить в школу, ты научишь меня всему, что знаешь? — она снова хитро посмотрела на него и постаралась улыбнуться.

— Научу, если ты будешь уметь считать и писать. Это необходимо. Я, если честно, рад, что ты будешь со мной хотя бы это время. А то я за зиму и осень так скучаю по своей дочке, что сам готов все бросить и приехать к тебе.

— Нельзя, а как же дедушки и бабушки? Им тоже нужно помогать.

— Конечно.

Михаил старался поднять ей настроение после таких известий, он прекрасно понимал, что ребенку в первую очередь нужна мать. Только потом отец, а тут пятилетняя девочка расстанется с мамой на четыре долгих года. А Маринку он знал на отлично: если той что-то в голову взбредет, все, будет делать свое и забудет о дочери. Только письма и деньги пришлет и все, а не приедет, ведь дела важнее. Так что перед ним встала цель: заменить ребенку на время и мать и остаться отцом. Если что, и старушки помочь могут, на них всегда можно положиться. Для них он единственный мужчина и защитник, человек, который не бросает их и всегда чем-нибудь поможет. Но за дочерью ему присматривать нужно повнимательнее: нечисть здесь чужих не любит, да и своих гоняет только так. Одни банные демоны чего стоят.

Весь день Александра гуляла с девочками возле дома, заходили к старикам в гости и чем-нибудь помогали. Веселились и смеялись, пока ее отец помогал деду Михею, ходил чинить забор Захаровне и помогал в сарае Андреичу, мужчине лет сорока пяти. С ним Михаил Прохоров мог посидеть на лавочке и покурить. Поговорить о жизни и городской суете, да о многом поговорить и выпить тоже. Только выпивали они, когда дочки были у матерей на попечении, а сейчас что Семену оставили Таньку на попечении, что Михаилу Настю оставила бывшая супруга. Все что и могли себе позволить, это покурить по самокрутке и разойтись по своим делам.

Михаил шел домой по дороге, держа сумку в одной руке, усталость дала о себе знать. Раскаленный за день воздух постепенно остывал, да и шума стало меньше, видно, животных уже позагоняли в сараи. Ребятишки уже не носились по дороге, а старики пока еще продолжали сидеть на лавочках. Дедушка Ваня играл на баяне возле дома и приветливо махнул рукой Михаилу. Только доиграть не успел: его жена полотенцем домой загнала, видимо, старик на душу принять успел. А мужчина пошел дальше, он давно заметил, что дети сюда стариков заселяют, только потому что они им не нужны. Но деревня все же лучше дома престарелых: тут они могут заниматься своими делами и ни о чем не тужить. Эта деревня — их родной дом.

Саша сидела рядом с Матвеевной, там же сидели Катя и Аня, две девчушки по шесть лет. На старой лавочке возле забора, покосившегося от времени и сильных ветров. Они болтали о своем, срывая цветочки и плетя из них венки. Старушка, заметив Михаила, подозвала его к себе, встать не было сил, и так находилась за утро. Пока отец гладил дочь по голове, они обсудили поход в баню, и затем он, предупредив дочь о баннике и сказав, что зайдет позже за ней, ушел домой. Волноваться не о чем было, Матвеевна когда-то работала воспитателем в детском садике и как общаться с детьми знала прекрасно. И о том, что дети будут сыты, мужчина знал, но на всякий случай приготовит ужин, чтобы дочка не ложилась спать голодной.

Но прежде чем зайти домой, он направился прямо в глубь леса по старой протоптанной тропинке. Побираясь сквозь малинник и кусты боярышника, Михаил нашел старый пень, где в середине было вырублено углубление. Именно туда он положил яблоко и немного творогу, пожелав лешему здравия. Иначе это существо дальше в лес пройти не позволит и только сгубить может. Послышался треск веток, на этот звук он резко обернулся и прислушался. Никого. Обернувшись к пню, угощения не обнаружил, значит, леший принял это, и можно смело двигаться дальше. Только даже если на дворе белый день, солнце не ушло в закат, в лесу было темно. Не сильно, но сумерки оставались здесь даже днем.