Душа Крыма

Последний раз Евгений слышал его перед самой войной, когда сразу после финской он ненадолго приехал в село к матери. Его «сталинского сокола» всеобщего любимца «Дженечку» едва ли не силой втаскивали в каждый дом. Все хотели угостить, послушать о том, что он видел, где бывал. Отвечать на многочисленные вопросы было не просто. После того как их полк перелетел из Быхова в Пинск, то есть из Советской Белоруссии в «панскую Польшу» Евгений был поражён той пропастью, которая разделяла эти страны. Это у них ломились от продуктов магазины, а от обилия и дешевизны товаров на базаре, голова шла кругом. В Вильно, так тогда назывался Вильнюс, которому только предстояло стать уже не польским городом, а столицей Советской Литвы Евгений был потрясен теми коммунальными благами, которые окружали людей в городских квартирах: теплый туалет, горячая вода, газ… Но более всего его изумила электрическая лампочка в коридоре, которая сама загоралась, когда входишь и выключалась, как только входишь в комнату. Случайно узнав о том, сколько денег получают польские летчики, он, считавший себя до этого очень обеспеченным человеком, был в шоке. Ничего этого он, естественно, не рассказывал своим «невыездным землякам», которые, как и все жители сел и деревень Советского Союза не имели паспортов, и потому не имели права покинуть своё место жительства.

Песня лилась и лилась, теребя Душу, которая стремилась туда в барак, к тем людям, которые говорили на языке его Родины. Душа рвалась к его землякам, а Разум подсказывал, что если он войдет в барак, то уже завтра об этом будут знать в особом отделе и последствия могут быть такими, что полетят не только пагоны, но и голова.

Евгений курил и курил, как вдруг увидел, именно увидел, а не почувствовал, что его Душа вдруг отделилась от его тела и направилась прямо к бараку. Она шла на песню, как когда-то он возвращался на свой аэродром на какую-нибудь мелодию по радиокомпасу.

Вышедшая из барака женщина испуганно вскликнула, увидев направляющегося к ней военного с ружьём на плече. Приветствие на татарском языке изумило и успокоило. В вечерних сумерках фигура незнакомца немного расплывалась в воздухе. Душа вошла в барак. Он был переполнен детьми, старухами, стариками. Женщины что-то готовили, стирали… Евгений шел по проходу и спрашивал: «Ханышкойдан бармы?» «Бар! Бар!» — удивленно ответили ему в одном углу, теряясь в догадках, кто этот странный человек с ружьем. Душа Евгений свернула на голос. На импровизированной постели он увидел женщину – это была ближайшая подруга матери его первая учительница – оджапче Айше.

Она узнала его и заплакала. Душа стала расспрашивать о друзьях, соседях… Старая учительница отвечала. Как музыка звучали русские, татарские, караимские, греческие фамилии односельчан: Боткачик, Борцовы, Биарслановы, Дорожко, Идрисловы, Каретниковы, Майтоп, Прик, Ходжаш, Челеби, Черновы, Янис, Яшлавские. И почти о каждом: погиб на фронте, умер на пересылке, депортирован, выслан…

Подошел мальчишка лет семи-восьми с большим синяком под глазом. Старая учительница прижала внука к себе, и вновь заплакав, спросила, будто взмолилась: «Что делать, Дженечка? Что делать?» И, указывая на внука, продолжила: «Они растут в ненависти ко всем русским, они не верят, что вы были друзьями». Она снизила голос до шепота и умоляюще, глядя в глаза, спросила: «Дженечка, мы еще вернёмся в Крым?»

Душа Евгения разрывалась от слёз, боли, стыда… Вместо ответа она поцеловала руки женщины и выбежала из барака.

Докурив папиросу, Евгений решительно повернул на ведущую к военному городку тропинку и быстро пошел домой. Душа неустанно терзала его, но Разум заставлял не думать об увиденном.

Дома его радостно встретил сын. Восьмилетний Вовка взахлеб стал рассказывать о том, как сегодня они всем классом били предателей.

– Каких предателей? – не понял Евгений.

– Да, крымских татар! Нам о них на политинформации учительница рассказывала. Вот мы им и дали. Я одному как врезал, так сразу фонарь засветил…

Крымские татары – предатели? В душе Евгения в мгновения пролетела едва ли не вся жизнь. Вспомнился сгоревший в Пинске семейный альбом. Их пионерский отряд – первый на всю Альминскую долину, потом комсомольская ячейка и везде рядом его друзья: Айше, Эсма, Идрис, Дилявер… Как объяснить сыну, что никакие они не предатели, не враги, а его друзья и несчастные люди, у которых отняли самое дорогое – их Родину.

Вовка удивлённо смотрел на безмолвно стоящего отца, и дёрнул его за руку. Словно очнувшись, Евгений снял с себя широкий офицерский ремень и выпорол сына, пообещав оторвать голову, если он еще хоть раз будет участвовать в подобных драках.

До поздней ночи Евгений сидел на крыльце и курил папиросу за папиросой, а в сознании неотступно звучало: «Что делать Дженечка? Они не верят, что вы были друзьями?»