Душа моя Павел

– Жалко, – опечалился Бешеный. – Бога́ч мне нравился больше. Потому как ежели бы ты был богачом, то платил бы из своего кармана своим бездельникам, которые больше проедают и народ в Анастасьине шкодством возмущают, чем урожай собирают.

– Кого они возмущают? Значит, так, слушай сюда. Ты меня, мужик, достал. Я тебя сколько раз просил: не доставай. А ты достал. И все вы меня достали. Пока мои шкодливые студенты плохо убирают совхозную картошку, твои жлобы-совхозники вообще ни черта не делают: бабы своими огородами занимаются, а мужики на лавочках курят. Завтра я пройду с утра по деревне, буду заходить во все дома и если увижу хотя бы одного человека в избе или на подворье, то уведу с поля своих людей. Всех до одного. И то же самое будет в центральной усадьбе.

– Какой же ты дурак! – вздохнул Леша. – Они не обязаны убирать поле.

– Почему?

– Потому что они рабочие и у них другая работа.

– Да какая у них, на хрен, работа? – взбеленился Богач. – Полсовхоза в конторе сидят, штаны протирают! А мы за них за всех пахать должны?

– Вы помогать деревне приехали, – пожал плечами Бешеный и зевнул.

– А объясни-ка мне, милый друг, – спросил вдруг Роман задушевным голосом. – Вот там дорога проходит, видишь? Справа поле совхозное, слева колхозное. Так?

– И что?

– Скажи на милость, почему колхоз обходится без студентов, а вы без нас ничего сделать не можете? Почему там с полем несколько человек справляется, а здесь целый факультет нужен? Почему там никто не погонит в сырое поле комбайны, а спокойно подождут хорошей погоды, а вы погнали, поломали и до сих пор починить не можете?

– Политэкономию, студент, учить надо, – ответил Леша Бешеный. – Они на себя работают, мы на дядю.

– А что же вы тогда колхоз не затеете?

– А зачем? Мы люди государственные. Но я тебе по дружбе одну вещь скажу: ни один, даже самый никудышный председатель твоих расфигаев на пушечный выстрел к своему урожаю не подпустит. А уж чтобы поле такое принять…

– Мне с тобой базарить некогда, – оборвал его Богач. – Поле не примешь – доложу в райком. А заодно про антисоветские разговоры сообщу, и ты положишь на стол партбилет, понял?

– Так ведь и ты, голуба, положишь, – ответил Леша Бешеный вкрадчиво и потер несуществующий нос. – Только меня даже с бригадиров снимать не станут, потому что никто на эту собачью работу не пойдет. А ты из своего университета в два счета вылетишь и вместо партийного на всю жизнь волчий билет получишь.

– Не твое дело! – затрясся Рома. – Я не пропаду. А будешь приставать ко мне со своими мудацкими нормами, я тебе выставлю ответные претензии.

– Ну и какие у тебя ко мне претензии?

– Первое. Чтобы мне в доме щели все заделали и мыши по кроватям не бегали. Девчонки мои спать ложиться боятся.

– Еще что? – усмехнулся Леша.

– Второе. Чтобы дали воду на кухню и душ был каждый день. Третье. Туалет по нормативам должен стоять не далее двухсот метров от места работы.

– Он что, передвижной, что ли, должен быть? – не выдержал Леша Бешеный. – Ты совсем, парень, сдурел?

Они говорили теперь так громко, что слышно было каждое слово и видно было, как оба работают на публику.

– Это ты сдурел. А у меня девочки из хороших семей.

– У меня, значит, из плохих?

– Меня твои не интересуют. Я за своих в ответе. И мои девочки не должны на речку бегать подмываться или чайник себе греть, а потом в темноте по кустам шарашить. У меня у половины бригады цистит. И белье постельное каждую неделю пусть меняют, – загремел Богач. – Я не желаю, чтоб мой народ запаршивел и у девчонок прыщи, как у этого козла твоего, пошли.

– А ты скажи своим благородным девочкам, чтобы они казенные простыни и наволочки на тряпки себе не рвали!

– Что?! – Рома почувствовал себя настолько оскорбленным за всё женское население зеленого домика, что еще одно слово, и он вдарил бы Бешеному по физиономии, но отсутствующий нос его смущал. Богачу еще ни разу не приходилось бить человека без носа. Да и после драки с Павликом он не чувствовал в себе прежней уверенности. – В общем, хочешь, чтобы мы тебе поле убирали по уставу – и ты нам по уставу условия создай. А нет – принимай поле как есть.

Леша передернулся, сел на мотоцикл, Рома – на коня, и они разъехались в разные стороны, как два рыцаря, чтобы сойтись однажды в поединке не на жизнь, а на смерть.

– А первое место в конкурсе фильмов-ужасов получила советская картина «Потеря партийного билета», – дурашливым голосом сказал Бокренок.

– Нанайская борьба, – пробормотал Бодуэн. – Самое главное, что ничего от этого трепа не изменится. Потому что решают не они. Но с Лешей нам ссориться не резон. Мы от него больше зависим, чем он от нас. Поле-то вон какое…