Читаем Душа моя Павел полностью

Ветер стих так же стремительно, как и начался. Сделалось светлее, и за упавшими деревьями Павлик обнаружил незнакомую деревню. Ураган погулял и здесь. Столбы с порванными проводами лежали на земле, на многих домах сорвало крышу и повалило заборы. Непомилуев прошел вокруг потрепанных усадеб и заметил нескольких старух. Как опаздывающие пассажиры, они шли гуськом в стоявшую в отдалении и похожую на корабль церковь, окруженную высокими, уцелевшими в непогоду дубами. Павлик двинулся вслед за старыми женщинами. Он прошел мимо могил с покосившимися и новыми крестами, пирамидками, звездами, вглядываясь в незнакомые лица и читая фамилии неведомых ему людей, а потом вспомнил про Сыроеда и подумал, что тот не врал и действительно поднимал руку в пионерском салюте, когда шел по кладбищу в своих Электроуглях, потому что кладбище так устроено и мертвые так на тебя смотрят, что ты должен что-то сделать им в ответ.

На куполе из-за урагана сильно согнуло крест, и старухи, остановившись, испуганно на него смотрели, крестились и толковали о своем. Ураган должен был нарушить, переломать течение жизни, но оказалось, что старухи если шли, то никто не мог им помешать и ничто не могло остановить начала вечерней службы. Павлик подумал, что старухи заругаются и не пустят его в церковь, ведь у него нет билета на их отплывающий пароход, но они не обратили на пришельца внимания, и он беспрепятственно вошел в храм, странным образом догадавшись второй раз за день стянуть с головы лыжную шапочку.

Церковь была освещена слабо, но он сумел разглядеть несколько картин, перед которыми висели чашечки с огоньками и стояли круглые подсвечники с редкими свечами. Что-то читал вслух по толстой книге старичок в желтой мантии, а потом старухи принялись петь слабыми, дребезжащими голосами. Павлик думал, что зайдет сюда на минутку, но ощущение времени исчезло. Ему вспомнилась Катерина из «Грозы», и он посмотрел наверх, но никаких ангелов не обнаружил и никакого особого небесного пения не услыхал, а увидел только неизвестные ему, плохо прорисованные лица, кое-как намалеванные фигуры и полустертые надписи на незнакомом, но однажды где-то уже встречавшемся языке. Павлик забыл о том, что он в храме не один, что идет служба, и, как ребенок, стал ходить от иконы к иконе, разглядывая изображенных на них людей.

Никто не препятствовал ему, как если бы кто-то видимый или невидимый сделал знак всем стоящим и молящимся: не мешайте ему приходить. Из-за открывшейся в самом центре храма резной двустворчатой калитки вышел поп. Когда-то он был могучим, рослым человеком, но время, горести и людские грехи прибили его к земле. Поп нес в руках небольшой крест, и все старушки, как по команде, попадали ниц. Павлик остался стоять один посреди храма, похожий на колонну или столб, и отступить ему было некуда, потому что все пути были отрезаны стоящими на коленях людьми. Он хотел опуститься вместе с ними, но что-то помешало ему это сделать, а уйти, переступив через этих женщин, он тоже не мог и так и стоял всей своей юной статью, всем исполинским ростом, и кто-то, кто видел его, улыбался, а у кого-то наворачивались слезы. И сколько это продолжалось, он не знал: забылся, потерялся, растворился в этом зыбком пространстве. Очнулся, когда служба окончилась и старухи выстроились друг за дружкой в очередь к священнику.

Они подходили к нему каждая по отдельности и на что-то тихонько жаловались, протягивали листки бумаги, которые поп читал, а потом рвал на мелкие кусочки, но, прежде чем подойти к нему, каждая поворачивалась к своим товаркам и к Павлику, кланялась и шамкала:

– Простите меня.

– Бог простит, и ты нас прости, – отвечали старушки вразнобой и тоже кланялись.

Священник накрывал им голову, что-то шептал и одних отпускал, а другим что-то сердито выговаривал. Постепенно старушечья очередь растворилась, и Непомилуев остался в храме один.

– Ватник одень как следует, – сказал поп недовольно.

– Надень.

– Ты кого учить вздумал? – рассердился священник. – Одежду наизнанку носить – бесов тешить. Креститься пришел?

– Я нет, – испугался Павлик, торопливо переодеваясь и путаясь в рукавах. – Я здесь случайно.

– Сегодня не могу. – Поп был, должно быть, глуховат, а может, от старости потерял соображение. – Потом приходи, через неделю. А теперь ступай.

– Куда? – спросил Павлик, но поп уже отвернулся.

Возле единственного в деревне каменного дома сидел на лавочке среди поваленных деревьев беленький тонкогубый старичок, и вид у него был такой блаженный, точно никакого урагана он не заметил.

– В церькви были? – промолвил старичок одобрительно. – Церква-то у нас интересная. Ее не закрывали ни разу. Грабили только.

– Кто грабил?

– А немцы всякие грабили. Поляки, французы, литовцы. Русские тоже грабили. Стреляли со всех сторон. Сжечь хотели. А она всё равно стоит, болезная. Крест как погнуло, видал?

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Алексея Варламова

Душа моя Павел
Душа моя Павел

Алексей Варламов – прозаик, филолог, автор нескольких биографий писателей, а также романов, среди которых «Мысленный волк». Лауреат премии Александра Солженицына, премий «Большая книга» и «Студенческий Букер».1980 год. Вместо обещанного коммунизма в СССР – Олимпиада, и никто ни во что не верит. Ни уже – в Советскую власть, ни еще – в ее крах. Главный герой романа «Душа моя Павел» – исключение. Он – верит.Наивный и мечтательный, идейный комсомолец, Паша Непомилуев приезжает в Москву из закрытого секретного городка, где идиллические описания жизни из советских газет – реальность. Он чудом поступает в университет, но вместо лекций попадает «на картошку», где интеллектуалы-старшекурсники открывают ему глаза на многое из жизни большой страны, которую он любит, но почти не знает.Роман воспитания, роман взросления о первом столкновении с реальной жизнью, о мужестве подвергнуть свои убеждения сомнению и отстоять их перед другими.

Алексей Николаевич Варламов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза