Душа моя спокойна... (СИ)

27 января. Утром поступил телекс из Ленинграда от Лихачева с распоряжением, смысл которого сводится к тому, что схема аппарата, которую он одобрил, не годится, нет концепции Фонда, а посему Президиум собирать 31-го не следует. Он создает комиссию во главе с Плотниковым[113], персональный состав одобрит сам и поручает ей в 2-х недельный срок выработать концепцию и подготовить предложения по структуре аппарата. А пока всё оставить на месте, никого не увольнять и не принимать на работу, а зарплату повысить. Это — главный смысл, плюс еще полторы страницы всяких мелких дел, вплоть до поручения Нерознаку и Г.П.Ратниковой[114] выработать концепцию молодежной организации и уже готовить съезд энтузиастов молодежного движения, на котором принять декларацию о замене комсомола и пионерии каким-то движением, которое придумает Лихачев. Чушь какая-то. Но сказывается его страсть к администрированию. Думаю, что в нем пропал, не состоялся администратор тогда, когда не назначили директором Пушкинского Дома, оставив всего-навсего зав. сектором. Теперь на старости лет он расписался, и внешне это звучит убедительно, а внутренне для академика мелочь и пустота.

Распоряжение выбило из колеи. Дальше так продолжаться не может…

…Вопрос поставлен, на него надо искать ответ. И ответ не простой. Обычным молчанием, внутренней скидкой на возраст академика не обойдешься, да и надо ли. Сколько всё может продолжаться?

Отменил планерку, позвал Карпухина и Новожилова[115], показал распоряжение и сказал, что дальше терпеть этого не могу. Наступил предел!

Мне стыдно смотреть в глаза аппарату, который вот уже два месяца не знает своей судьбы.

29 января. Встречался с приехавшим из Ленинграда Леонидом Матвеевичем Ариншейном[116]. Познакомил его с последним распоряжением академика. Он поражен, но считает, что академик «отходчив», и если сейчас «перетерпеть», то он его убедит в неправомерности такого подхода к делу.

Что касается концепции, то она давно заложена в Уставе, над которым работали два месяца только в прошлом году. Тут выдумывать ничего не надо

Главный вывод — ваш уход будет означать конец Фонда. Фонд рухнет, ибо никакой Нерознак, не пользующийся никаким доверием в научных кругах, ничего путного не даст. Быстро все проедят и разбегутся. Мне интересы Фонда понятны, но кто и как будет считаться с моими интересами. Нельзя жить под тяжким прессом.

А суть «пресса» состоит в том, что с самого зарождения Фонда действовало три тенденции, три вероятных направления его развития:

1) Быть придворным, обслуживать интересы семьи сначала Генсека, а потом и Президента страны.

2) Быть академическим, обслуживать научные и личные интересы академика Д.С.Лихачева, его камарильи, которая быстро набилась в Президиум Фонда…

3) Быть общенародным, обслуживать интересы областей, краев, республик, решать конкретные задачи развития культуры на местах.

Борьба этих течений и составляет историю становления и развития Советского фонда культуры. Может, потом исследователи скажут, что получилось на самом деле. Мне же по горячим следам кажется, что эта борьба истощила Фонд, забрала его силы, а когда дело подходит к итогам, то они плачевны — Фонда, как мощной общественной структуры, не состоялось. Много нового, интересного внес Фонд как зачинатель и первооткрыватель дел (благотворительность, попечительство, меценатство, аукционы, личные коллекции, дары и т. п.), но все быстро тиражируется, затирается, становится будничным и обычным. Каждый день находить новое невозможно. К кропотливой работе мы не приучены. Да и вообще Фонд без акций громкого звучания жить не может, а чтобы были акции, надо много сил и труда положить. На это многие «академики» просто не способны.

30 января. …Я не считаю дальше возможным оставаться в Фонде, принимать участие в его работе и подаю в отставку. Третьего не дано!

Попросил поручить С.Шмидту[117] сегодня же информировать об этом Лихачева и завтра находить решение. Мне всё это порядком надоело, тошнит от всякого рода схем, да и стыдно смотреть аппарату в глаза.

На том и порешили.

Доволен, что инициатива сохранилась за мной. Как-то легче от сознания того, что тяжелый груз, который давит плечи пять лет, можно сбросить. Может, даже чуть опоздал, а может, и как раз.