Душа мумии. Рассказы о мумиях. Том 1

Мне подумалось, что шейх, должно быть, не врет; впечатленный его честностью, я согласился. Той же ночью, в сопровождении лишь двух моих слуг, я встретился с ним на окраине деревни. Мы направились к скалам из песчаника, возвышавшимся за селением; они были усеяны входами в катакомбы и напоминали пчелиные соты. Пейзаж дикий, первозданный и намного более живописный, милые дамы, чем в нашем новом городском парке. Будь я художником пера или кисти, я передал бы все оттенки, нашел бы слова, чтобы описать арабов в снежно-белых накидках и тюрбанах, мерцание факелов, мрачные подземные переходы, стены со скульптурными рельефами и фрески, сохранившие всю яркость красок. Но я избавлю вас от этого и скажу только, что старый шейх оказался человеком слова и даже, так сказать, продал мне больше, чем обещал. Вход в гробницу, найденную им за грудой костей и пыли, заполнявшей до половины первую и давно разграбленную усыпальницу, судя по всему, никогда не открывали с тех пор, как она была запечатана три тысячи лет назад.

— Три тысячи лет! — ахнула Джульетта Рэндольф, широко распахивая большие голубые глазки. — Разве мир наш старше трех тысяч лет, мистер Вэнс?

Опущенные глаза мисс Харли сверкнули нетерпеливо и насмешливо. Но Вэнс улыбнулся со снисходительностью, какую выказывает почти всякий мужчина, столкнувшись с невежеством миленькой девушки, и ответил:

— Быть может, четырежды по три тысячи лет женская красота и мужская преданность разыгрывали на этой земле все тот же древний и вечно новый спектакль, столь прекрасный в своем цветении, что он и сегодня зажигает прелестные цветущие взоры.

Легкая улыбка дрогнувших губ подчеркнула прежнюю насмешливость в надменных глазах мисс Харли; но Джульетта, покраснев как роза, подняла невинный взгляд, точно пытаясь проникнуть в тайный смысл его слов. Затем она сказала:

— Пожалуйста, рассказывайте, мистер Вэнс.

— Ах да, я и забыл о рассказе. С немалым трудом мы наконец проникли в гробницу. Это была тяжелая работа — раствор застыл, как камень, а камень был тверд, как… в общем, как камень. Мы очутились в маленькой погребальной зале, где находился один-единственный саркофаг. В головах, на резном пьедестале, стояла лампа; масло в ней давно выгорело, но почерневший фитиль оставался в целости. В ногах помещалась изящная ваза высотой фута в три.

Мы не тратили времени даром: если бы нас застали в склепе турецкие власти, приключение стало бы довольно опасным. Открыв саркофаг, мы принялись удалять бесчисленные витки бинтов, поспешно разрезая каждый острым ножом от шеи до ступней и затем раскрывая их, как крышки картонной коробочки. Показалась хрупкая точеная фигурка очень темного цвета, какими чаще всего бывают мумии. Она сохранила красоту очертаний тела и черт лица; передо мной лежала редкая красавица былых времен, хотя и утратившая первоначальный облик, но и не ставшая прахом. Я даже пожалел, что те, кто любовно поместил ее тело в усыпальницу, не отдали его на милость природы, которая за минувшие три тысячи лет снова и снова воссоздавала бы этот росток красоты, чьи соцветия радовали бы землю.

Но я замечаю, что глаза мисс Рэндольф словно восклицают: «Рассказывайте! рассказывайте!» и покаянно возвращаюсь к своему рассказу. Я ожидал, что на мумии окажется множество драгоценных амулетов и украшений, полагавшихся знатной египтянке. К моему удивлению, никаких украшений не было, помимо ожерелья, которое вы держите сейчас в руках; к нему была подвешена миниатюрная квадратная золотая шкатулочка или ладанка, а в ней полоска пергамента с короткой иероглифической надписью. Я осторожно снял ожерелье, вновь завернул фигурку в бинты и возвратил на место крышку саркофага, позволив моей принцессе из рода фараонов продолжать так грубо прерванный сон. Будем надеяться, что ей не снятся кошмары, навеянные пропажей ожерелья.

Вэнс с улыбкой завершил рассказ. Марион, слушавшая очень внимательно, не поднимая глаз, вдруг требовательно взглянула на него:

— И что же было написано на полоске пергамента, мистер Вэнс?

— Иероглифы.

— Но их умеют читать современные ученые, — с некоторым нетерпением заметила Марион.

— Да. Пергамент и оттиск застежки сейчас у человека, способного лучше других их расшифровать; это известнейший знаток древних надписей. Я принес ему их вчера вечером, и сегодня он обещал вынести свой вердикт. Как только я все узнаю, тут же поделюсь с вами.

— Благодарю вас, — облегченно вздохнув, проговорила Марион. — Я чувствовала бы себя ужасно, надев на шею, как жернов, тысячелетний секрет и не надеясь никогда разгадать его.

— Значит, вы будете носить ожерелье? — спросил Вэнс, улыбаясь и откланиваясь.

— Непременно. Вы будете вечером у миссис Лейн?

— Могу я надеяться вас там увидеть?

— Мы собираемся к ней, и я с благодарностью надену ваш подарок, ожерелье из скарабеев.

— Это не подарок; я всего лишь выполнял поручение. Вы отправили меня за ним, как послали бы свою модистку в Париж за новым платьем. Я просто исполнил свой долг.