Душа на осколки

Светящиеся в темноте глаза поймали ее взгляд прежде, чем девушка успела опомниться, исполняя наставление матушки.

«Не смей поднимать взгляд, дурочка, тебе же велено!» – за долгие годы строжайшей дисциплины вычитывать себе Альма научилась, наверное, лучше, чем читать утренние и вечерние молитвы. Единственное, о чем она жалела – что эта способность не работает на опережение.

Ее заметили. Высокий, грузный мужчина, с практически львиной гривой седеющих волос и такими же пышными усами двинулся в их сторону.

Опустив взгляд в пол, Альма отметила, как руки матушки, державший саквояж, вдруг задрожали. Справиться с волнением ей удалось далеко не сразу.

– Это она? – сглотнув, Альма попыталась заставить сердце успокоиться. Да, она видела полукровок чуть ли не впервые, да, ее испугал этот взгляд, да, она неимоверная трусиха, но должна вести себя достойно. Достойно…

– Да, – даже голос главной наставницы показался теперь Альме слишком неуверенным. Но раздумывать об этом уже через мгновение у нее не осталось сил – мужчина приблизился, не церемонясь сбросил с ее головы капюшон, скрывающий слишком пышную копну рыжих волос, поддел подбородок, заставляя запрокинуть голову.

Впервые ее касались руки не подруги-послушницы или наставниц. Кожа у мужчины была горячей, мягкой, он тяжело и громко дышал, так, что Альма то и дело краем глаза улавливала, как вздымается могучая грудь, а воздух с шумом выходит из легких.

– Как тебя зовут, гелин? – гелин – невеста. Обращение, принятое в приграничье азарийских земель. Так называли всех девушек, достигших брачного возраста, но не успевших еще вступить в брак. Вот только будущих монашек это не касалось.

– Альма, ее имя – Альма, – впервые на памяти девушки, у наставницы Витты сдало терпенье, она ответила вместо подопечной, а получив в награду тяжелый взгляд мужчины, снова опустила голову, лишь сильней сжимая ручку саквояжа.

– Альма, гелин? – мужчина медленно повернул ее лицо, будто осматривая. Направо, потом налево, потом снова так, чтобы она могла в полной мере насладиться жутким зрелищем светящихся в полумраке глаз.

– Да, – и как ни странно, страшно не было. Сердце вырывалось из груди, кровь била в висках, несомненно, привлекая внимание полукровки еще больше, если легенда об их пристрастиях к человеческой крови, конечно, реальны, но страха не было.

Он держал ее подбородок в своих пальцах достаточно долго, как показалось Альме – целую вечность. Но вдруг все прекратилось, ее отпустили, мужчина моргнул, оглянулся на матушку Витту.

– Мы исполним свою часть уговора.

– Что..? – Альма повернула голову к наставнице, задавая вопрос скорей себе, чем окружающим.

Но ей бы никто и не ответил. Мужчина с усами кивнул, давая на что-то добро, к наставнице подошел еще один заезжий, забрал из ее рук саквояж.

– Пора в путь, гелин, – усач не обернулся, не обозначил очередным взглядом, что обращается к ней, но ослушаться Альма почему-то даже не подумала.

– Береги себя, девочка моя, – уже после того, как она сделала шаг следом за мужчиной, на ее плечо легла рука наставницы, сжала чуть сильней, чем того требовало обычное ее ободрение, а потом матушка Витта резко развернулась, спеша к остальным монахиням, застывшим посреди холла.

Не веря до конца, что это явь, Альма сделала еще один шаг вслед за незнакомцем. Господи, ведь это всего лишь сон? Делая шаг за шагом, девушка повторяла про себя, что это всего лишь сон. Что завтра она проснется и поймет, что ее сырая постель по-прежнему принадлежит ей, что до рассвета еще далеко, а значит, она не опаздывает на утреннюю молитву, что времени до начала занятий у нее предостаточно, и стоит в сотый раз повторить пройденное. Да, завтра обязательно так и будет…

Шаг, и еще один, и снова… Нырнув в собственные мысли, Альма не заметила, как пересекла холл, хотела обернуться, но даже этого сделать не смогла. Увидь она такие же растерянные провожающие ее взгляды, поверила бы в реальность происходящего, а этого ей совершенно не хотелось.

Пустошь перед замком встретила ее порывом ветра, разметавшим и без того непослушные волосы.

– Гелин? – усатый мужчина остановился у экипажа, явно принадлежавшего ему, открыл дверцу, предлагая Альме забраться туда первой.

– Кто вы? – уже во второй раз за ночь она нарушала заповедь матушки – снова смотрела в глаза мужчине, от которого теперь явно зависела ее жизнь. Этого делать нельзя, это как бросать вызов, но ведь по-другому понять помыслы человека, да и не человека, слишком сложно…

– А как ты думаешь? – мужчина, кажется, даже улыбнулся. И голос его не звучал сурово.

– Я не знаю.

– Я друг, гелин. Не волнуйся, друг, – и, повторив приглашение, мужчина кивнул на карету.

Возможно, в душе Альмы должен был родиться страх, сомненья… Возможно, ей стоило упереться рогом, требуя объяснений, хвататься за дверцы экипажа, упираться ногами, лишь бы ее не увезли из отчего дома, но что-то подсказывало девушке, что смысла в этом нет. За ней послала судьба. Это ее путь.

Глубокий вдох, наполнивший легкие запахом хвои и такой родной сырости – последнее, что она решилась взять с собой в неизвестность.