Вот это жестоко. Не просто приехать. Приехать, а потом говорить, что совершил ошибку. И что она должна подумать? Какую ошибку? Ошибся, отвергая? Ошибся, прося? Ошибся, отпуская? Что? Зачем он вернулся? Зачем влез туда, где, казалось, ей наконец-то стало спокойно. Где, казалось, скоро она перестанет о нем вспоминать. Где, казалось, имеет шанс хотя бы попытаться найти себя.
Глава 13
— В чем дело, Альма? — устав следить за тем, как девушка мечется по комнате, Синегар поймал ее за руку, заставил остановиться.
— Что? — она же, как и все время до этого, была где-то далеко в своих мыслях, не реагируя на слова, оклики, вопросы.
— Что случилось, ангел? Ты уже неделю сама не своя. Я не узнаю тебя, Дария тоже говорит, что ты изменилась.
— Простите, — несколько секунд девушка смотрела на него растерянно, а потом тряхнула головой, будто опомнилась, присела, склонив голову. — Я всего лишь… Это пройдет, просто все так неожиданно…
Синегар ухмыльнулся, привлекая Альму к себе. Встал, заключил в объятья, коснулся губами кудряшек на затылке, втянул ее цветочный аромат.
— Глупый мой ангел, — он почувствовал, как напряженная до предела, она пытается расслабиться в его объятьях, чувствовал, что не может… — Я о тебе беспокоюсь. Вот и все. Не хочу, чтоб ты волновалась. Скажи, кто обидел? Я разберусь с ним.
Альма вскинула голову, заглядывая в серые глаза покровителя. Он ведь всегда был к ней добр. Был добр еще до того, как она расплатилась за доброту сполна. А после… За спасение собственной жизни Синегар когда-то пообещал сделать для нее все, что бы она ни попросила.
Так может час настал? Может самое время попросить? Попросить сослать Ринара из дворца. Пусть это будет выглядеть глупо, и объясниться она не сможет. Это неважно. Не станет же открывать перед королем свою влюбленность в другого мужчину. Не станет рассказывать, что чаще всего представляли именно его, Ринара, на месте Синегара.
Она не желала Ринару зла. Просто хотела, чтоб он вновь пропал из ее жизни. Вновь стал далеким и недоступным. Вновь стал всего лишь воспоминанием. Очень горьким, болезненным, полузабытым воспоминанием.
— Ну, Альма, в чем дело? — видимо, все ее сомнения были написаны на лице. Синегар нахмурился, наклоняясь чуть ближе.
— Ни в чем, мой лорд. Ни в чем.
Альма высвободилась из объятий, вновь отступила, отвернулась, прикрыла глаза. Нет. Она не станет сеять в сердце короля сомнения насчет Ринара. Правду точно не скажет, но и врать, изворачиваться на его счет не хочет. Просто узнает как долго он еще здесь пробудет…
— Лорд Тамерли… Он никогда не приезжал так надолго. Что-то случилось? — когда она вновь обернулась, взгляд уже не был таким растерянным.
Синегар еще какое-то время хмурился, храня молчание, а потом вернулся к кровати, сел, задумчиво почесал бороду.
— Ничего особенного. Мятежное Приграничье всегда будет мятежным. Но Ринар с этим справляется.
— Почему тогда он так долго здесь?
— Ты настолько рада видеть опекуна, девочка? Ждешь не дождешься, когда он снова уедет? — Синегар хмыкнул, даже не подозревая, насколько близок к истине.
— Я действительно рада видеть лорда Ринара, — Альма взяла со стола бокал, осушила его, и лишь потом продолжила. — Просто волнуюсь, ничего ли ему не грозит…
— Если боишься, что я решил отправить его на плаху, зря, — Синегар говорил о жутких вещах так буднично, что волосы становились дыбом. Для него действительно не составило бы труда отправить любого на смерть. Ринара, ее, любого. И осознание того, насколько твоя судьба зависит от другого человека, заставляло стыть в жилах кровь. — Ринар верен короне, исполнителен и полезен. Он приехал с отчетом. Почему так задержался — это уже вопрос не ко мне. Скоро бал-открытие сезона, кому как не тебе это знать, он решил задержаться до него.
— Две недели… — у Альмы вышло так обреченно, что впору тут же пустить слезу.
Вот уже неделю он был здесь. И Альма ощущала его присутствие каждую секунду. Казалось, он находит ее везде. То и дело наведывает сестру-королеву и племянницу-принцессу. Невзначай задает вопросы ей, мешая абстрагироваться и забываться. То и дело встречается в коридорах. Из сотни переходов выбирает именно те, по которым ходит она. Самые темные, самые душные, самые тесные. Или тесными они становятся только потому, что там приходится пересекаться с ним? Вечные совместные трапезы, во время которых Альме в горло не лезет кусок, и даже по ночам ей мерещится его лицо, шепот, губы на виске. Он проник под кожу, в мысли, вновь содрал корку на ране, которую нанес восемь лет тому.
А самое ужасное, что сам при этому чувствовал себя превосходно. Он был необычайно спокоен и учтив, на его лице вечно светилась эта отеческая улыбка. Чертова виноватая улыбка, которая будто говорила: «вот видишь, Альма, я живу дальше, люблю жену, храню для короля Приграничье, могу являться ко двору, тебе на глаза и при этом мой мир не содрогается, меня не рвет изнутри, мне не хочется выть». Ему не хотелось, а вот ей до жути. Хотелось вновь куда-то сбежать, забиться подальше, до того момента, когда он вновь не уедет.