"Сознание туманилось, стены расплывались. Вдруг дальний самый темный угол светлеть стал потихоньку, озаряться, через минуту из яркого сияния вырисовались прозрачные очертания человеческой фигуры, вроде бы женской фигуры. И чем явственней она проявлялась, тем радостней и покойней становилось Егору Игнатьевичу. Еще через минуту он стал различать лицо, глаза, лоб, губы. "Настя, Настенька, касаточка!" - прошептал он, медленно растягивая свои губы в улыбке... он резко дернулся, чтобы подняться, но только судорога пробежала по телу. И все же радость не покинула его. Егор Игнатьевич стал ждать, когда Настенька приблизится к нему, ждал со счастливой улыбкой: она не оставила его, пришла к нему! "Настенька!" - еще раз прошептал он и умер.
В действительности Настенька в милицию не приходила. Но все же пришла - ведь перед смертью все видно. Любовь свободно парит в мире сверхъестественного. Даже она-то и есть связующая нить нашего и иных миров. Особенно на грани жизни и смерти, недаром ведь так часто представление о любви ассоциируется со смертью. И - с любовью за гробом. Но только тогда, когда в земной жизни люди сумели познать ее, проявить ее творящую чудо силу.
Такова тайна любви, творчески волнующая Петра Алешкина с его первых произведений.
И в то же время в любви, как и в душе русского человека, для писателя нет тайн. Потому что русская душа наделена любовью во всей многогранности ее проявлений - такова ее вселенская, бытийная данность.
Так оно и воплощено в прозе Петра Алешкина. Любовные истории рассказываются писателем на житейском, густо замешенном бытовом и социальном фоне, "на земном плане", далеком, так сказать, от отвлеченных материй, несмотря на то, что в любовных деяниях задействованы самые разные любовные виражи, на самых разных социальных и временных уровнях. Вся, говоря по Бунину, грамматика любви.
Проведена проверка, смотр на способность любить и быть любимой самых разных женских типов. Есть среди его женских образов и свои "не то".
Так, в его прозе можно встретить женщину феминистического, в приблизительном обобщении, склада. Среди таких женщин и искренние, горячие участницы общественной жизни, реализации социальных мечтаний. Таких, правда, единицы, как Наташа из "Зарослей" - еще только подступающая к жизни в любви, юная, внутренне свободная. Эти образы выписаны тепло, по-братски.
Иные отношения у писателя и его героя возникают к "дамам на постах", тип более варьируемый в его прозе, - всех рангов, начальствующих хоть на каплю, исполнительниц сатанинской воли. Здесь ярче проступают сатирические краски, достаточно вспомнить его образы-эпизоды женщин-судей. Сатирические дамские портреты своеобразными блестками часто привлекают внимание к кульминационным ситуациям, работают на них, добавляя к происходящему и дополнительный блеск мужского глаза. Почти всегда эти персонажи оцениваются еще и "по-мужски", как женщины, нередко по выражающей во внешности бытийной цене той или иной деятельницы. Тут и комсомолки-партийки из "Судорог" "баба-мужик", "щуплая Олька", и "деловая" жена-сексотка из "Беглецов", и другие запоминающиеся действующие персоны российской жизни.
В этом ракурсе все чаще предстает ныне у Алешкина знакомая современникам фигура, как правило, бесфигурная - женщины от бизнеса. Например, в близкой писателю издательской сфере. Алешкин вовсе не клеймит ее размашисто, а осторожно, аккуратно, изящной кистью обрисовывает ее приметы. По ним он сам оценивает и призывает читателя оценить тот или иной женский типаж:
"Во время фуршета в большом зале, где все приглашенные пили вино, закусывали стоя, кучковались, разговаривали, смеялись, Вицина подошла к нему с бокалом шампанского с хищной улыбкой на худощавом лице с болезненным румянцем..."
Кстати, фамилия дамы здесь явно играющая (исключение для Алешкина): перед глазами сразу встает характернейший облик знаменитого актера, в комично выглядящем женском варианте. В остальном портрет создан "прямым методом". Сразу понятно, что хищная улыбка не к добру. Да еще болезненный румянец - понятно, что даме терять нечего. Но тут тонкость: болезненность у дамы особая - не мешает ей с завидным аппетитом сожрать противника, устранить помеху в бизнесе. Именно так о ней и говорят. И действительно? она тотчас выдает свои намерения:
"- Значит, судимся? - улыбнулась она. - Приходите защищаться, улыбнулся он в ответ..."
Великосветская обстановка раута, бокал шампанского, хищная улыбка с судейским оттенком - все это надвинулось на Дмитрия Анохина, угрожая самому его существованию. Битва началась, продолжая портрет этого вроде бы проходного лица в повести. Разговор переходит на территорию отношения полов. Здесь опять тонкий штрих - о своей принадлежности к прекрасной половине говорит та, в ком герой как раз женщину не видит:
- Имей в виду, что женщин победитъ нельзя.
- Я ни о какой победе не думаю. Мне бы как-нибудь защититься от женщин... И женщины, как вы, должно быть, слышали, меня не интересуют..."