Я начал питаться от доноров. Однажды все восставшие приходят к этому. Вместе с кровью я получал силу и часто всё заканчивалось сексом. Механическим, но вполне питательным. Даже мужчины натуралы готовы были меня удовлетворять, но я довольствовался девками из эскорта. Выезжая в город, всегда посещал квартиру для удовлетворения особых нужд.
Ведьма чуяла на мне посторонние запахи и её сердце сбивалось с ритма при моём возвращении из чужой постели. А ещё она прятала взгляд. Мне приходилось запрокидывать её лицо, чтобы видеть влажные глаза.
— Ты моя? — спрашивал я и каждый раз она кивала, сдаваясь моему напору.
Мы понимали, что иначе не выйдет и я не могу голодать. Или это понимал только я.
Я зашел в спальню и застал её спящей. Темные волосы рассыпались на подушке, губы приоткрылись и длинные ресницы отбрасывали тени на слишком бледную кожу. Одеяло сползло с острого плеча. В тусклом свете ночника очень отчетливо виднелось клеймо оставленное раскалённым металлом. Давно. Но недостаточно, чтобы сровняться или исчезнуть. Мне всегда было сложно представить, как она пережила рабство. Милана оставалась такой свободолюбивой… и это могло стать проблемой.
С тех времён, когда мы пили вино в маленьком домике на горном озере моя девушка изменилась. Конечно. Ведь я тоже теперь Другой. Сейчас я почти равен ей по силе. Хотя, я могу здорово ошибаться. Милана не показала мне всего на что способна. Для этого она сильно привязана ко мне. Любит? Она сама почти сказала это. И ведь наверняка, это самое большее что она может мне предложить. Я едва сдержался, чтобы не зарычать. Почему она просто не может быть со мной? Ведь я остался собой. Немного более жесткий и жадный, я всё ещё был тем, кто искал её и готов был… Я вышел в гостиную и от души пнул диван. Ради Ланы я стал чудовищем. Тем, кого презирают и сторонятся. По счастливому обстоятельству в моём роду были инкубы и только это позволило мне остаться разумной разновидностью немёртвых и иметь все их преимущества и никаких недостатков. А голод… Я пнул диван ещё раз… всего лишь часть моей новой сущности. Она должна это понять и принять. Она примет. Я уже не тот слабый и умирающий идиот, который готов был просто быть рядом. Теперь мне этого мало. Я хочу быть вместе с ней. Она моя…
— Валс? — девушка стояла в дверном проёме и настороженно осматривала разбитую мебель. Я сам не заметил, как разнёс всю комнату.
— Милая, — я запустил пальцы в волосы, опасаясь, что она заметит, насколько я зол. — Извини, немного сорвался. Иди отдыхай.
— Лучше пойду прогуляюсь…
— Нет! — рявкнул я, в один прыжок преодолевая расстояние между нами и хватая хрупкое запястье.
Тонко взвизгнув, Лана попятилась, теряя простынь, в которую была обернута и запнувшись, упала. Я позволил ей это. Отталкиваясь ногами, она отползла к кровати и вскинула ладони, прося не приближаться.
— Пожалуйста…
Едва сдерживаясь на месте, я смотрел на сжавшуюся фигурку девушки в таком любимом мною кружеве белья и ненавидел себя. Я ощущал восторг от осознания, что она в моей власти.
— Валс… ты мне руку сломал, — всхлипнула она и я очнулся.
— Не шевелись, милая.
Осторожно опустившись перед ней на колени, я осмотрел потемневшее предплечье.
— Прости…
Подмяв её под собой, я не обращал внимания на отчаянное сопротивление и разорвав зубами выступившие вены под своей кожи, прижал рану к её рту. Лана сжала губы и мне пришлось надавить на сломанную кость. Она закричала. Зажав её рот и нос я дождался пока девушка проглотит содержимое и только после этого убрал ладонь.
— Ублюдок! — билась в истерике ведьма, позабыв, что может порвать меня в клочья. — Зачем ты! Гад! Гад!
— Всё заживёт быстрее, так надо, — уговаривал я скорее себя, укладывая девушку на кровать.
Лана отодвинулась к изголовью и обхватила подушку.
— Гад!
— Нет! — рявкнул я, в один прыжок преодолевая расстояние между нами и хватая хрупкое запястье.
Тонко взвизгнув, Лана попятилась, теряя простынь, в которую была обернута и запнувшись, упала. Я позволил ей это. Отталкиваясь ногами, она отползла к кровати и вскинула ладони, прося не приближаться.
— Пожалуйста…
Едва сдерживаясь на месте, я смотрел на сжавшуюся фигурку девушки в таком любимом мною кружеве белья и ненавидел себя. Я ощущал восторг от осознания, что она в моей власти.
— Валс… ты мне руку сломал, — всхлипнула она и я очнулся.
— Не шевелись, милая.
Осторожно опустившись
— Гад! Гад! — повторяла она, вытирая губы трясущейся рукой. — Что же ты наделал…
— Это не яд, — возразил я слабо.
— Откуда ты знаешь? Откуда ты, гад, знаешь, что это сделает со мной?
— Моя кровь не опасна.
— Для всех? Для каждого? — она швырнула в меня подушку и поднялась на колени, чтобы казаться выше. — Ты уверен, что знаешь меня? Знаешь? Меня?
— Милана…
Она встала на ноги. Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть в её полыхающие глаза.
— Ты сделал это не для меня. Кровь инкуба может сделать рабом любого.
— Я ведь не совсем инкуб. Уверен…
— Ложь.
Если бы она продолжала кричать, я бы не беспокоился. Но она говорила тихо и отчетливо. И от её голоса по спине сбежали мурашки.
— Ты стал другим.