В Бостоне стоит солнечный летний день. За стенами океанариума смотрители парка в фирменных шапочках приглашают отдыхающих совершить морские прогулки по гавани и за ее пределами, где можно увидеть китов. Счастливые дети и их родители кружатся на каруселях и кричат от восторга. Взрослые наслаждаются мороженым и мягкими крендельками в Фанел-Холле. Между тем в океанариуме все заняты делом: Анна помогает Скотту, Криста раздает питомцам черных червей, а Билл кормит краснобрюхих пресноводных черепах, которых он специально выращивает для того, чтобы потом выпустить в водоемы Массачусетса. Мы с Уилсоном балуем Кали ее любимыми кальмарами. Она висит у поверхности воды головой вниз, но кончиком одного щупальца держит меня за палец и время от времени сжимает его, как мы сжимаем руку любимого человека. Другим щупальцем она обвивает левое запястье Уилсона, третьим держится за его предплечье. Я дотягиваюсь свободной рукой до ее головы, чтобы погладить.
В этот томный летний день время как будто остановило для нас свое течение, и мы трое словно выскользнули за пределы неумолимого бега минут и дней — и даже за пределы своего биологического вида.
— Наверное, со стороны мы похожи на последователей какого-то странного религиозного культа, — говорю я Уилсону.
— Культа осьминога? — смеется он.
— Да. И этот культ обещает своим адептам обретение абсолютного душевного покоя и счастья, — отвечаю я.
— Это точно, — тихо говорит Уилсон, его голос журчит, как вода. — Я чувствую себя очень спокойно.
Когда вы поглаживаете осьминога, вы будто впадаете в забытье. Возможность разделить момент глубочайшей умиротворенности с другим существом, особенно с таким отличным от нас, как осьминог, — это настоящее чудо, словно открывающее некий канал связи с вселенским сознанием, единым абсолютным разумом, который дает начало всей жизни и организует ее. Идея вселенского сознания присутствует и в западной, и в восточной философской и научной мысли, начиная с концепции «мирового ума» досократовского древнегреческого философа Анаксагора, жившего в V веке до нашей эры, и «коллективного бессознательного» швейцарского психолога Карла Юнга и заканчивая едиными теориями поля и исследованиями Института ноэтических наук, основанного в 1973 году астронавтом Эдгаром Митчеллом, участником высадки на Луну. Хотя многие служители методистской церкви, которую я посещала в детстве, возмутились бы моими словами, но я испытывала подлинное блаженство от того, что могу погрузиться вместе с осьминогом в «бесконечный, вечный океан разумной энергии» (такое поэтическое определение я вычитала на сайте loveandabove.com). Кто может знать о бесконечном, вечном океане больше, чем осьминог? И что может быть более умиротворяющим, чем находиться в его убаюкивающих объятиях посреди морской стихии, в которой возникла сама жизнь? Поглаживая мягкую голову Кали, я вспоминаю слова из послания апостола Павла к Филиппийцам, где он писал о познании «мира Божьего, который превыше всякого ума».
И вдруг — бух! — нас с Уилсоном обдает мощной струей воды.
Из воронки диаметром меньше двух с половиной сантиметров Кали сумела окатить нас обоих, намочив наши лица, волосы, рубашки и штаны. Температура воды всего 8 °C.
— Почему?..! — в растерянности бормочу я. — Она на нас злится?
— Это была не агрессия, — говорит Уилсон. Мы наклоняемся над бочкой и видим абсолютно невинный взгляд Кали. — Она играет. Помните, они все личности.
Мы снова погружаем руки в воду, но она их не хватает. Вместо этого направляет на нас свою воронку, как ребенок, который целится из водного пистолета. Я знаю, что, если она решит выстрелить, я не успею увернуться, но мне интересно посмотреть, что она будет делать дальше. Кали поднимается, и я вижу, как вода на поверхности идет рябью под давлением из ее сифона. Очевидно, она может управлять мощностью струи с большой точностью.
Кали также может двигать воронкой с удивительной гибкостью. Я думала, что этот эластичный орган прочно прикреплен к одной стороне ее головы. Но Кали демонстрирует нам, что это не так. Сначала ее воронка находится слева; затем она перемещает ее на 180 градусов вправо. Это так же удивительно, как если бы вы увидели человека, который высунул язык сначала изо рта, затем из одного уха, а потом из другого.
Кали распушает свои присоски, как воланы на пышном подъюбнике, и машет нам руками. Будь она человеком, это означало бы только одно — она нас дразнит, кокетливо призывая поиграть.