Душа самоубийцы

Теперь стоит рассмотреть, как можно конкретно использовать этот психотерапевтический подход с использованием 24 психологических маневров в трех описанных в этой книге суицидальных случаях — Ариэль, Беатрис и Кастро. (Только один из них, Кастро, действительно был моим личным пациентом.) Во время работы над этой книгой я консультировался по поводу этих случаев так, как если бы эти люди в самом деле были моими реальными пациентами. Мне повезло, что в Нейропсихиатрическом институте Лос-Анджелесского университета (бывшего моим рабочим местом с 1970 года) на одном этаже со мной работал идеальный консультант — профессор психиатрии, д-р Роберт Паснау. Он изучил истории Ариэль, Беатрис и Кастро и в дальнейшем обсудил со мной, каким образом можно было бы использовать набор глаголов, чтобы организовать воображаемые терапевтические диалоги. В наши намерения входило применить эти приемы к каждому из троих людей. Мои беседы с доктором Паснау были, если можно так выразиться, серией посмертных психотерапевтических консультаций с целью помочь мне лучше разобраться, как можно было бы применить теоретические построения на практике — если бы в самом деле представилась возможность провести сеансы психотерапии с Ариэль и Беатрис.

Далее я представляю вашему вниманию шесть (из 24) психотерапевтических маневров, чтобы показать возможности их применения. Важно заметить, каким образом терапевтическая тактика вытекает из основных фрустрированных психологических потребностей пациента (и соответствует им) — как детали терапии приспособлены к потребности Ариэль быть любимой, потребности Беатрис в противодействии и потребности Кастро в аффилиации. Эти шесть примеров маневрирования были выбраны мной практически случайно.

Установить. Давайте начнем с первого маневра — установить, который, по-видимому, является неплохим началом для разговора. Совершенно очевидно, что прежде всего психотерапевт стремится создать доверительные взаимоотношения с каждым пациентом и достичь раппорта56.

Однако установление раппорта не является простой формальностью. С точки зрения пациента он представляет собой чрезвычайно важную вещь. Ведь по своей сути раппорт (для испуганного, одинокого или склонного к суициду человека) означает, что он или она не брошены всеми, не оставлены на произвол судьбы.

В ходе психотерапевтического процесса могут возникать отношения более насыщенные и интенсивные, чем раппорт. Они именуются переносом, в частности, положительным переносом, под которым подразумевают усиление потока чувств доверия и теплоты в силу ожидания добра от другого. Этот «другой человек» часто принадлежит к числу авторитетных фигур, таких как, например, врач, преподаватель или даже служитель культа. «Пожалуйста, — говорите вы доброжелательному, внимательному и компетентному доктору, — помогите мне, ведь я верю вам». Или к знающему педагогу: «Научите меня. Скажите, как мне поступить». Или к психотерапевту: «Позаботьтесь обо мне. Помогите стать менее несчастным».

У Ариэль почти сразу возник положительный перенос в отношении меня — по собственной инициативе она подошла ко мне после лекции, а потом специально для меня охотно приготовила очень личные магнитофонные записи — все это важно отметить. Это, несомненно, можно было использовать для ее блага, если бы представилась возможность провести с ней психотерапию. В этих условиях она могла бы отработать и улучшить некоторые аспекты ее запутанных и причиняющих беспокойство отношений с умершим родным отцом, исследуя нюансы своих нынешних реакций на психотерапевта. Процесс переноса можно было бы применить не только к тому, о чем она говорила в ходе психотерапевтических сеансов, но и к тому, что реалистически или фантастически проецировала, о чем фантазировала в «реальном» мире. И тогда у нее появилась бы возможность проверить эти размышления как в особой реальности психотерапевтического кабинета, так и во взаимоотношениях в своей повседневной жизни.

У Беатрис проблема крылась как раз в переносе — а именно, в ее витальной неспособности по-настоящему доверять любой значимой фигуре взрослого. Если бы с ней проводились психотерапевтические сессии, то терапевту следовало ожидать лишь весьма прохладного отношения и основной акцент ставился бы на отрицательном переносе, проявлявшемся в Недоверии и изощренной критике. Ниже приводится отрывок из беседы с ней.

Беатрис: Несомненно, моя активность снизилась в сравнении с подростковым возрастом. Жизнь стала более скучной и монотонной. Но и она кажется мне небезопасной. Как будто я собираюсь на операцию, не приняв перед этим никаких успокаивающих и обезболивающих, и никто не поддерживает меня за руку. Я ощущаю состояние комфорта только тогда, когда живу крайностями.

Э.Ш.: Вам бы хотелось это изменить?

Б.Б.: Да, конечно. Ведь я обнаружила, что впадать в крайности опасно.