Душа (СИ)

«Демидыч» покачал головой и пробубнил себе под нос что-то нечленораздельное. Поблизости людей не было, поэтому я не стала напоминать ему про меры конспирации в виде телефона у уха. Там, где раньше располагалось сердце, залегла какая-то тяжесть. Ни одной фотографии этой самой Альбины мы не нашли: как будто кто-то специально изъял их из интернета. Ни в «Вконтакте», ни в «Одноклассниках», нигде… Но это не мешало мне строить теории о том, что девушка, певшая в кабинете заведующей, и есть дочка Пестеревой.

Савва как-то сказал, что души, у которых есть неоконченные дела, не могут найти свет. Интересно, какие неоконченные дела есть у этой Альбины? И вдруг они тут совершенно не при чём? В средние века самоубийц хоронили не на кладбище, а где-то около, за оградой. Людей, наложивших на себя руки, считали самыми страшными грешниками. А что если, и Альбину постигла похожая участь. Этакий ад на земле — вечное скитание в мире живых и отлучение от света…

— … мать Саввы?

— Что? — удивилась я, подняв глаза на «Демидыча». Он всё так же сидел на бордюре и поглаживал остатки бороды.

— Мне кажется, Альбина и есть мать Саввы.

— Вряд ли. Она умерла одиннадцать лет назад. Сейчас ей бы было тридцать, а Савве — шестнадцать. Думаешь, она могла родить в четырнадцать?

«Демидыч» прищурился. В его глазах читалось сомнение. Четырнадцатилетняя мать. В такое верилось слабо. Слабо, если не брать в расчёт историю Вали Исаевой. Историю, о которой судачила вся Россия, а ведь той девочке и двенадцати тогда не было.

— Ладно. — Поднявшись с бордюра, «Демидыч» тщательно отряхнул брюки. — Пошли. Покажешь дорогу.

— Куда это? — не поняла я.

— К Пестеревой. Надо разруливать эту Санту-Барбару.

При слове «Санта-Барбара» я засмеялась. Тётя Глаша всегда говорила нечто подобное, когда слышала очередную деревенскую сплетню о любовницах и жёнах. Она и сама была не прочь рассказать кому-нибудь историю своей жизни, всегда приговаривая при этом, что по её мотивам можно снять неплохой сериал.

— Никуда ты не пойдёшь! — закатила глаза я. — Хочешь, чтобы тебя в обезьянник отправили. Мы вроде уже решили, что ты домой возвращаешься.

— Никуда я теперь не поеду, если мать Саввы — призрак, а не эта кусачая, как ты говоришь, тётка, то…

— Дай мне пять дней. Ладно, — замахала я перед ним руками, словно собиралась сдаваться, — три дня. Я понаблюдаю, послушаю. Поговорю.

— Ты уже разговаривала.

— Просто дай мне шанс! Я хочу поговорить с Альбиной. Мать Саввы кто-то из этих двоих, либо та, кого они обе знали. Через три дня я вернусь в город и всё-всё тебе расскажу.

— А как же твои отец и муж?

«Демидыч» старательно сверлил меня взглядом. Он догадывался, что давит на больное, но сдаваться не собирался. Посмотрев на библиотеку ещё раз, я потёрла грудь и решила принять его вызов.

— Вариантов у нас немного. И пока я разбираюсь с матерью Саввы, ты приглядишь за папой и Ромкой…

***

Электричка, увозящая «Демидыча», медленно набирала ход. Он стоял у окна, придерживая ладонями открытую форточку. Выдавив улыбку, я помахала ему рукой. В ответ он тоже помахал мне, не обращая внимания на сидящих рядом людей и абсолютно пустой перрон, а потом резко пропал из вида. Один за другим вагоны мчались мимо меня со скоростью ветра, но лицо не обдавало холодом, а волосы лежали на плечах ровными прядями. Глядя на пустые рельсы, я опять невольно вспомнила Ромку. Когда-то он также провожал меня на электричку, а я стояла у окна и придерживала руками форточку.

Дом Пестеревой мне удалось отыскать достаточно быстро. При жизни я обычно плутала в малознакомых местах. Папа полушутя-полусерьёзно говорил, что я могу потеряться в трёх соснах. Ромка поддакивал ему, обзывая меня жертвой географического кретинизма. Я тогда сильно обижалась на них, хотя действительно путалась в улицах и находила нужное место только благодаря хорошо подвешенному языку. Удивительно, но после того, как моя земная жизнь закончилась, проблемы с ориентированием на местности пропали сами собой.

Квартира № 77 буквально утопала в роскоши. В гостиной стоял огромный диван с шёлковыми подушками, в спальне — встроенный шкаф с зеркалом от пола до потолка, кухня ломилась от бытовой техники. Если не считать цветочные горшки и светильники, то ярких предметов в квартире почти не было, как, впрочем, и фотографий — их заменили огромные репродукции Шишкина и Репина. Видимо, Екатерина Сергеевна всерьёз интересовалась живописью либо делала вид, что интересуется ею.

Девушка-призрак как обычно сидела на полу, только в этот раз колени не обнимала, потому что легонько прищёлкивала пальцами, вероятно, пытаясь воспроизвести мелодию, которая играла в её голове.

— Меня зовут Наташа, — предприняла я новую попытку познакомиться. — А ты Альбина?

На минуту щёлканье прекратилось. Девушка уставилась на меня своими огромными глазищами, которые, скорее всего, при жизни были серыми точно мокрый асфальт, и недовольно поджала губы. Звук собственного имени заставил её вынырнуть из пучины выдуманного мира и сфокусировать взгляд на мне: